– Да уж впишут как-нибудь. – Николай только сейчас начал осознавать, в какое положение он поставил себя и командира. – А то, может, его раньше убьют.

Сказал – и сам устыдился. Волков пристально посмотрел на своего политрука и покачал головой:

– Эх ты… Политработник. Ладно, куда ты сейчас?

Трифонов не успел ответить – тишину промозглого утра разорвал далекий винтовочный выстрел, за ним другой, потом затарахтели очереди, и стало ясно, что где-то на западе началась перестрелка.

– Это у нас. – Волков казался неестественно спокойным. – Там второй взвод, но стреляют дальше.

– Это секрет, Зинченко! – крикнул Трифонов и бросился вверх по склону.

Он добежал до КП, где бойцы уже перекинули винтовки на сторону, откуда доносилась пальба. Из своего угла высунулся телефонист с трубкой в руке и крикнул:

– Товарищ лейтенант, комбат на проводе!

Ротный прыгнул в окоп и выхватил трубку.

– Есть! Есть – Ракита!

Трифонов обвел глазами связных и ткнул в одного пальцем:

– Виткасин за мной, бегом! – выбор политрука диктовался главным образом тем, что он запомнил необычную фамилию этого приземистого бойца с узкими, внимательными глазами. – Сашка, я к Медведю, Виткасина отправлю с донесением!

– Давай, – прикрыв трубку ладонью, кивнул лейтенант. – Нет, товарищ капитан. Думаю, секрет вступил в соприкосновение. ВСТУПИЛ В СОПРИКОСНОВЕНИЕ!!! НЕТ! СЕЙЧАС ВЫЯСНЯЕМ!


Связь, судя по всему, была не очень, и лейтенанту приходилось орать во весь голос. Трифонов, не оглядываясь, бежал в расположение второго взвода, выстрелы бухали часто, словно кто-то торопливо опустошал магазин, запихивал новую обойму и снова сажал пулю за пулей в страшные, враждебные сумерки. Автомат больше не стрелял, зато на полпути до позиций Медведева Трифонов едва не упал, услышав два взрыва, один за другим, – дело дошло до гранат. Роща, в которой еще недавно грелись бойцы второго взвода, была пуста – все заняли свои позиции. Николай вдруг понял, что больше не слышит выстрелов, и прибавил ходу. Виткасин – приземистый, широкоплечий, держался рядом, скользя между деревьями, ухитряясь при этом не стряхивать снег с ветвей. У самой опушки политрук спрыгнул в неглубокий ход сообщения и, пригибаясь, побежал к линии стрелковых ячеек.

– Где Медведев? – крикнул он, подбежав к первому окопу.

– Там, – отмахнул красноармеец вправо, глаза из-под надвинутого низко шлема смотрели испуганно.

Старшина нашелся на позиции станкового пулемета. В широком, на три амбразуры, окопе было тесно – помимо пулеметчиков, здесь был сам Медведев и трое бойцов в грязных мокрых шинелях. Четвертого комвзвода держал за грудки и мерно бил о бревенчатую стенку:

– Где Зинченко? Где Зинченко, сука, я тебя спрашиваю? – Старшина не повышал голос, но говорил ровно и страшно.

– В чем дело, старшина? – спросил Трифонов, стараясь выглядеть таким же спокойным, как комвзвода.

Медведев отпустил бойца, который сполз на дно окопа, нервно вздрагивая, и повернулся к Николаю.

– Эти четверо были в секрете, Зинченко – старший. – Медведев поморщился. – Говорят: на них вышли немцы, начали стрелять… Как оказались здесь, не помнят, где командир, не знают.

– Понятно, – кивнул Трифонов и, чувствуя холодок в груди, расстегнул кобуру и вытащил наган. – Сдать оружие.

Красноармейцы переглянулись, затем, как один, повернулись к старшине.

– Выполнять, – тихо подтвердил Медведев.

– Товарищ старшина… – начал было один.

– Лучше ничего не говори, – предупредил командир.

Четверо молча поставили «трехлинейки» к стенке.

– Подсумки и гранаты, – приказал Трифонов.