Ставит передо мной большую белую тарелку. Никогда бы не подумала, что простую яичницу можно подать так изысканно, как в ресторане. Кладет рядом приборы и заботливо застилает мои колени бумажными полотенцами ─ я и сама уже не помню где у меня нормальные салфетки.

 Я отщипываю вилкой кусочек и отправляю в рот. Еда кажется безвкусной, но я все же улыбаюсь и говорю:

 ─ Очень вкусно, спасибо.

 ─  Так он был бандитом, как в фильмах показывают?

 ─ В фильмах такого не показывают. Ярослав был человеком, который решал проблемы очень серьезных людей самыми жесткими методами, ─ объясняю я несколько размыто, не желая вдаваться в подробности, но сама невольно вспоминаю, что он убил человека, чтоб отомстить за меня и нашего малыша.

 ─ Ты его боялась? ─ резонно спрашивает Алекс, не сводя с меня встревоженного взгляда.

 ─ Немного, в самом начале! ─ От воспоминаний о подвале и первом поцелуе сразу покрываюсь мурашками. ─ А потом началось наше маленькое коллективное безумие. Для того, что было между нами, наверное, еще и слов не придумали, но это было всегда. Просто заискрило с самой первой минуты.

 ─ Настоящая любовь?

 ─ Да, наверное.  А еще безумная страсть, которая сжигала нас дотла. Было время, когда  я готова была снимать с него других женщин. Ведь не только Ярославу досталось по лицу, но и одной из его пассий.

 На столе уже в который раз вибрирует телефон ─ лучше бы выбросить его из окна, чтоб не видеть больше контакт «Любимый муж».

 ─ Какой раз он уже звонит? ─ спрашивает Алекс насупив брови.

 ─ Двадцатый, наверное, ─ пожимаю плечами.

 ─ Надо взять трубку! ─ настаивает он.

 ─ Не могу!

 ─ Хоть вы и разводитесь, он все так же остается отцом твоих детей и имеет право узнать, как они. Как бы ни было больно, вам все равно придется общаться. Подумай о детях! Не обделяй их! Не гони его из их жизней!

 Я не беру трубку не потому, что злюсь. Злость прошла, стоило мне только отвесить Ярославу первую пощечину. Я боюсь вновь услышать его голос и сдаться. Моя любовь к нему сродни наркомании: я подсела на его голос, прикосновения, запах и теперь жутко боюсь сорваться, а мне нужно приучать себя к мысли, что Ярослав больше не мой. Теперь мой удел -- смотреть на него с другими. Их теперь будет много. И, возможно, когда он насытится вольной жизнью, Ярослав снова женится, а я все так же буду его любить.

Он меня сокрушил. Растерзал на кусочки и развеял их по ветру. Последним поцелуем выпил из меня всю жизнь и унес с собой, как и кольцо. Я родилась, чтоб раствориться  в ком-то другом, и никогда не строила из себя сильную и независимую. Я с благоговейной  улыбкой снова и снова ложилась на его алтарь и сама приносила себя в жертву. Я бы и дальше это делала, если бы ему было достаточно всей меня…

 Когда его губы впервые накрыли мои, я поняла, что этот локомотив, сносящий сексуальной энергией, никогда не будет принадлежать только мне. Я всегда знала, что меня одной ему будет мало. Как бы активно я ни корчила из себя заводную секси-бестию, всегда будет нечто такое, чего я не смогу дать.

 Я убедилась, что любовь ─ это болезнь, а избавление от неё  так и вовсе пытка, приводящая к увечьям. Но неважно, как мне сейчас больно ─ сегодня Ярослав не увидит, какой жалкой и разбитой я стала. Я просто уверена, что он так и ждет, что я, зачуханная почти разведенка в соплях, брошусь ему на шею и начну срывать одежду. Нет! Я больше не позволю ему безгранично владеть собой и ломать как надоевшую куклу.

 Сейчас я соберу последние крупицы жизни, которые во мне еще теплятся благодаря детям, и докажу, что их мама все такая же красивая и несломленная.  Пусть он увидит, что потерял. Пусть уже поймет, что такой, как я, в его жизни больше не будет, и никто из его табуна шлюх со мной не сравнится.