Он злится. Не на меня.

Перевожу взгляд на Ольгу, которая всеми силами изображает из себя роковую женщину, только что урвавшую кусок сладкого пирога. Что-то не сходится.

Глаза лихорадочно блестят, на щеках неровный румянец, волосы на палец накручивает. Так бывает…когда она врет.

Я с неимоверным усилием придавливаю ревность, отключаю эмоции, выдавливая их за пределы значимости, и включаю голову. Это сложно, даже несмотря на то, что я привыкла держать свои чувства под контролем. У меня гудит в груди, сжимается ледяной ком в желудке, я вообще не понимаю, как можно такое испытывать и не сходить с ума.

— А еще… — продолжает она, набрав побольше воздуха в грудь.

— Цыц, — вскидываю кверху ладонь, прерывая ее словесный понос.

Ольга осекается, замирает с открытым ртом, будто ждет, что кто-то туда вложит золотую ложку или что-то повнушительнее.

— Я…

— Заткнись.

— Что ты меня затыкаешь? — тут же возмущается она.

— Все, свободна. Иди, — говорю, не глядя на нее. Мой взгляд намертво прилип к Швецову.

— Никуда я не пойду.

— Значит, я утащу тебя за волосы и скину с лестницы, — мне сейчас на все плевать, я действительно это сделаю.

— Ты просто завидуешь, что я первая к нему пришла, — она дует губы, но глазки нервно сверкают, выдавая страх. Сестра знает, на что я способна. В детстве я ее колотила — дай только повод, — нам и без тебя было неплохо.

— Ты больная? — мрачно интересуется Швецов. Его глаза — черные, как ночь, в них стужа и непроглядная тьма. Он на грани.

— Конечно завидую, — я киваю и протискиваюсь мимо них в кабинет, — ты идешь?

Влад тут же разворачивается следом за мной и захлопывает дверь, перед носом непробиваемой Ольги.

— Эй! — кричит она.

— Секунду, — он снова открывает дверь и весьма в грубых выражениях указывает сестре направление для движения. 

Я отворачиваюсь, позволяя им самим решать проблемы и прохожу вглубь кабинета. Их голоса звучат, как за стеклом. Все вокруг словно в тумане. 

Она еще что-то возмущается, поражая своей то ли тупостью, то ли наглостью. И даже пытается протиснуться в дверной проем. На что получает очередной посыл от Влада. Я впервые слышу у него такую интонацию. От нее не по себе, волосы поднимаются дыбом на затылке, и хочется спрятаться подальше. Оказывается, добрый Хаски может быть очень жестким и грубым.

Ольга, привыкшая, что с нее всегда сдувают пылинки, теряется. Пытается выдавить слезу, но снова не находит отклика и отступает. Обиженно цокает каблуками по коридору, наконец, оставляя нас наедине.

Швецов в сердцах захлопывает дверь и разворачивается лицом ко мне.

Я присаживаюсь на край стола, потому что ноги не держат. Меня реально трясет: колени, руки, подбородок. Я не привыкла к таким эмоциональным встряскам. Такая жуть у меня впервые в жизни, и я пока не понимаю, как с ней справиться. Этому в институтах не учат и практические занятия не проводят.

— Что это было? — не узнаю свой голос. Жалкий, хрипящий, чуть живой.

Складываю руки на груди. Все по той же причине — из-за нервной тряски…а еще мне хочется закрыться от него. Выставить стену.

***

Я слишком близко его подпустила. Настолько, что он может когтями впиться в мое трепещущее сердце и выдрать его из груди. Стоит только захотеть.

— Твоя сестра, — глухо отвечает Швецов.

Он на взводе, хоть и пытается держать себя в руках. Зарывается обеими ладонями в волосы на затылке, поднимает глаза к потолку и сокрушенно качает головой.

— Сестру я узнала. Меня интересует другое. Что она делала здесь, в таком виде.

— Ясь, — он с тяжким вздохом подступает ближе и пытается взять меня за руку.