И, может, в то самое мгновение он решил всё переиначить. Изменить свои планы. Посмотреть на Юлю в работе, в действии. Оценить её сильные и слабые стороны.

Он аналитик. Аналитики любят просчитывать все шаги, риски, выстраивать стратегии и прогнозировать.

Может, её резкий непримиримый ответ тому виной, что зацепил этим категоричным: «не буду спать». А может, намеренное касание, когда он провёл пальцем по её бедру. Кто его знает, что срезонировало и заставило Юрия хотеть заглянуть в середину этого цветка, который никак не желал распускаться.

– Хорошо. Пусть будет так, – ответил он чуть суше, чем положено и снова посмотрел на часы. Они действительно не успевали изменить ситуацию. Собственно, Юлия Аркадьевна и так хороша, лишь немного похожа на воспитанницу института благородных девиц или пуританку.

Ему и в голову прийти не могло, что деловая одежда может быть настолько консервативной и строгой. Но, может, это и к лучшему: никто не станет пялиться на его личную помощницу, а он не будет отвлекаться на несущественное.

– Поехали? – смотрел он на неё уже не отрываясь. Видел, как она кивнула, а затем закусила губу, словно забыла о чём-то, а сейчас терзалась мыслью, как быть. Но просьбами одолевать не стала.

В машине Вересов провёл инструктаж – короткий и деловой. Пока ничего нового не предложил, решил сегодня соответствовать той линии поведения, которую выбрал ранее.

– Улыбаться и блистать, – приказал, пряча улыбку.

– Я помню. У меня хорошая память, Юрий Александрович.

Ни глазами не сверкнула, ни поморщилась. Всё та же гладь и ровность. Что заставляет её идти трещинками? Какая она, когда сердится? А какая, когда в ярости? Он бы хотел это увидеть, потому что никак не мог представить. Только вот эти плотно сжатые лепестки, куда никому нет хода.

Он очень надеялся, что никому. Вересов не любил делиться. Вообще. Даже если это человек, который работает на него.

У него зазвонил телефон.

– Да, – сказал он и подавил в себе желание выругаться, выслушивая сбивчивые объяснения милой барышни, которая сейчас извинялась, но рассказывала, что заказанный им переводчик, увы, подъехать не сможет: свалился с температурой, а заменить именно сейчас, вот именно на это время, его некем.

– Чёрт, – всё же выругался Вересов, прикидывая, куда можно обратиться и что можно сделать в ближайшие полчаса.

– Что-то случилось? – поинтересовалась Юля. – Я могу чем-нибудь помочь?

Великолепный сервис.

– Можете, – сказал он в сердцах, – если за те полчаса, что у нас остались, найдёте переводчика с французского или вдруг заговорите по-французски.

Юля посмотрела на него, как на инопланетянина. Недоумённо – это слабо сказано.

– Вы даже не читали моё резюме? – поинтересовалась она.

– А зачем? – это граничило с грубостью, но Вересову позарез нужно было решить проблему, а поэтому на вежливые ответы сил не осталось.

– Ах, да, – в голосе Юленьки Аркадьевны кололись льдинки, – улыбаться и блистать. Но если вдруг у вас ничего не получится за эти полчаса, доношу до вашего сведения информацию: три языка. Французский – почти родной.

Вересов замер. Так не бывает. Ему бы клич боевой издать и радоваться, а он сам обморозился и не мог никак в себя прийти. От счастья, наверное.

– Мой папа – бывший дипломат, – в голосе его личной помощницы сквозил лёгкий сарказм. – А мама – наполовину француженка. По отцу. Так что можете воспользоваться. Ну, или улыбаться и блистать – как скажете.

Что-то шевельнулось где-то в памяти у Вересова, но в тот момент он так обрадовался Юленькиному предложению, что не смог сосредоточиться на смутном ощущении, которое мелькнуло и пропало.