Самир кидается к стенке, хлопает дверцами, находит шерстяной плед и укутывает меня в него.

— Сейчас разожгу камин. — Снимает с себя мокрый от снега пиджак, бросает его в кресло и уходит.

Я обвожу комнату взглядом. Меня не покидает ощущение, что это дом холостяка. Нет комнатных цветов и фотографий. На окнах — жалюзи. Среди книг ни единого женского романа, сплошное темное фэнтези.

Я носом утыкаюсь в плед и, глубоко вдохнув свежий запах, прикрываю глаза.

Самир возвращается с охапкой дров, и через две минуты они уже трещат в камине. Мой телохранитель опять уходит. Мне остается только молча млеть, согреваясь в теплом пледе и убаюкиваясь пляшущими по стенам языками пламени.

А еще через десять минут на толстом ворсистом ковре перед камином уже стоит поднос с горячим чаем и абрикосовым джемом.

— Угощайтесь, Элла Валентиновна. — Самир приглашает меня на расшитую орнаментом подушку, поближе к огню.

Я пересаживаюсь, наблюдаю за тем, как он подкидывает дрова, и озвучиваю мысль:

— Это твой дом, да?

— Моих родителей, — отвечает он, садясь напротив.

— Они уехали?

— Умерли.

В такие моменты я ненавижу себя за свой язык и любопытство.

— Извини.

— За что? — Самир берет свою пиалу и делает глоток чая. — Вы ничем меня не обидели.

— Деликатность — это не про меня, — вздыхаю я.

— А гостеприимство — не про меня. Кроме этого джема, ничего не нашел. Не запасливый я, Элла Валентиновна. Зарядного устройства нет, стационарного телефона тоже. Придется до утра тут сидеть.

— Я не против. Тут хорошо.

— Вы подлизываетесь? — усмехается он.

— Я твоя хозяйка. Имею право, — в ответ улыбаюсь я.

Танцующие тени изящно ложатся на его угловатое лицо, делая его еще более загадочным. Самир не похож на лжеца. Скорее на человека, который охраняет личную тайну, как нечто сокровенное, чистое, хрупкое. То, к чему никто не смеет прикасаться. Я о своих проблемах и чувствах готова кричать во всеуслышание, привлечь к себе внимание, оказаться в эпицентре скандала. Он же закрывает себя ширмой, запирает на замки, никому не позволяет вторгаться в личное. Бережет.

Сажусь поудобнее и беру пиалу. Чай вряд ли собран на лучших плантациях, но надо признать, вкуснее некоторых любимых отцом сортов. Густой, насыщенный, ароматный. А учитывая, что за весь день я попила только кофе с зефирками в салоне, даже джем кажется манной небесной.

— Еще чаю? — интересуется Самир, когда я ставлю пустую пиалу на поднос.

— Нет, спасибо. Мне бы в туалет.

Он провожает меня вглубь дома и зажигает свет в туалете.

— Здесь ванная, — указывает на смежную дверь. — Только воду пропустите сначала. Я пока принесу еще дров, чтобы хватило на ночь.

Я киваю. Он разворачивается и удаляется по коридору.

Сделав свои дела, я обследую квартиру. Заглядываю в родительскую спальню, где, похоже, несколько лет никто не спал. Еще в одной комнате вижу фосфорные звезды на потолке и постеры со знаменитостями на стенах. Безусловно, тут жила сестра Самира.

С соседней комнате только аккуратно заправленная кровать и комод. Не осмелившись копаться в ящиках, я возвращаюсь в гостиную. Самира еще нет. Я ищу пульт от телевизора, но под руку попадается мобильник на кресле. Видимо, выпал из кармана пиджака.

Рука замирает над ним. Сомнения в надежности Самира снова берут вверх над заверением Руслана. Я нажимаю на кнопку включения, и зажегшийся экран показывает мне семьдесят шесть процентов заряда батареи…

Он мне солгал! Его мобильник не разряжен!

Отскакиваю от кресла, как от огня. Сердце начинает трепыхаться. Страх вяжет во рту и морозит позвоночник. Ноги немеют. Перед глазами все плывет. Я снова слышу зловещий скрип подвальной двери, грязные шутки, подлый смех, угрозы. Меня мутит от ядовитого запаха сигаретного дыма. В горле пересыхает.