— Неужели вы считаете, что есть что-то важнее вашей дочери, граф? Она явно напугана и встревожена! Как можно доводить беззащитного ребенка до такого состояния! — в словах девушки явственно читались осуждение и вызов.

— А вот это уже не ваше дело, графиня! — несколько резко и грубо ответил ей Крайнов.

— Быть может, не мое! Однако я не отпущу от себя эту девочку, пока не пойму, что вы полностью успокоились и взяли себя в руки! Вам придется убедить в этом не только меня, но и дочь! — сухо пояснила девушка, упрямо поджимая губы.

— Вы это серьезно? — недоуменно переспросил граф.

— Абсолютно! — отрезала девушка.

— Вздор! — фыркнув, произнес мужчина.

— Будете пытаться вырвать ее из моих рук силой? — спросила Настя.

— Надеюсь, до этого не дойдет, но если придется… — раздраженно бросил граф.

Кровь вскипела в жилах девушки, сжав кулаки, она порывисто поднялась со своего стула и спрятала девочку за свою спину.

Почти сразу она задумалась об абсурдности происходящего: ну, какой из нее, в самом деле, защитник? Она слепая, калека, она даже не видит, где стоит предполагаемый противник. Она наверняка кажется ему жалкой и смешной сейчас. Да и, в конце концов, он вправе делать со своим ребенком все, что заблагорассудится.

— Папочка, не обижай ее! — жалобно закричала Елена, продолжая цепляться за подол пышного платья своей защитницы, а потом снова расплакалась, причем ее надрывный плач быстро перешел в болезненный кашель.

Настя больше не могла терпеть это, она почувствовала, как и ее собственные глаза снова наполняются слезами. Мужчина же безмолвствовал и не предпринимал никаких действий, что вызвало только еще большее беспокойство.

— С чего ты взяла, что я могу обидеть графиню, потрудитесь объяснить, юная леди! — как ни странно на этот раз голос графа прозвучал очень мягко. В нем слышались досада и разочарование, но совершенно не было злости.

Девочка едва смогла усмирить приступ кашля и теперь громко и часто дышала, хлюпая носом.

Однако Настю обеспокоило то, что граф теперь явно был слишком близко. Она совершенно не слышала его шагов. Стало как-то не по себе, и на одно короткое мгновение ей даже показалось, что она вот-вот упадет: такое уже происходило с ней раньше, особенно первое время, после болезни, когда она никак не могла привыкнуть к темноте. Она неожиданно терялась в пространстве и ощущала резкое головокружение.

— Вам плохо? — он взял ее за руку, крепко сжав женскую ладонь в своей.

Настя вздрогнула, но не попыталась высвободиться. Это странно, но мир снова стал привычным и понятным, когда она почувствовала это простое прикосновение. Пол под ногами не проваливался, стены не давили на нее и не вызывали панического желания сбежать или наоборот спрятаться в собственной постели, закутавшись с головой в толстом пуховом одеяле.

— Все хорошо! — севшим голосом проговорила девушка.

— Присядьте, Настя! — ее имя он произнес как-то по-особенному, в нем чувствовались забота и участие.

— Почему вы так строги к своей дочери? — все же опускаясь на стул, осмелилась спросить девушка.

Граф не отпускал ее руки, и Настя, сдавшись, не пыталась больше освободиться, хотя его осторожные поглаживания внутренней стороны ее запястья большим пальцем руки будили в ней странные и совершенно новые ощущения.

— Быть может, я слишком вспыльчив, вы правы! Я не был готов к тому, что мне придется воспитывать ее в одиночку, а толку от всех нанятых гувернанток не так уж и много. Она капризна и своенравна, она сбежала от меня, хотя прекрасно знала, что мы приехали к Александру Степановичу только из-за нее! — укоризненно произнес граф.