Зубатов несколько секунд подумал, а потом решительно кивнул. Видимо, окончательно встал на мою сторону против всей этой прогнившей верхушки. Да, совсем непонятно – чего это в России так свою аристократию не любят? Может, съели чего?

Два пулемета привезли на санях через полчаса. Приставленных к ним унтеров я немедленно припахал для обучения меня, Гучкова и еще десятка желающих. Самым трудным было сбить полицейских с наезженной программы и объяснить, что нам нужно крайне быстро узнать азы – как заправлять и подавать ленту, как взводить, что делать при задержке и так далее. А внутреннее устройство, сборку-разборку мы как-нибудь потом изучим.

К ночи определились со схемой охраны дома, сильно помогли присланные Зубатовым полицейские, а также трансваальский опыт Гучкова. Выставили часовых, определили места для «максимок» в окнах, порядок смены и… завалились спать, не железные, чай.

Напоследок только поржали над новостями из города: по нему усиленно растекался слух, что старец Гришка великого князя Владимира Александровича с лестницы спустил пинком под зад. Второй раз на задницу страдает, болезный. Причем народ передавал этот слух со смешками, одобрением и даже сожалениями, что не был при сей баталии хотя бы мичманом. Народная любовь к великим князьям она такая, ага.

Утром я проснулся с гудящей, как бидон, головой – и вовсе не от выпитого, как можно было бы подумать. Я дежурил второй очередью, так что ложиться до нее я посчитал бесполезным и сел писать статью для Перцова – «Слово» должно было выйти с заголовками «Великий князь под следствием!» и статьей про художества генерал-адмирала. Так что поспал всего часа три, как меня разбудили с офигительной новостью – гвардейцы строятся на Дворцовой площади. Я сначала и не поверил. Прямо фантасмагория какая-то. Милорадович скачет на лошади к восставшим, в него стреляет Каховский…

– И много их там? – мрачно спросил я у вестника.

– Видимо-невидимо, батюшка! – закланялся запыхавшийся мужичок из иоаннитов.

Видать, прямо от Зимнего бежал.

– Видимо-невидимо это сколько?

– Много, батюшка!

Твою мать, при моей больной голове еще и такие загадки. Выручил Евстолий:

– Надо в Зимний позвонить, им же из окон видно.

«Видимо-невидимо» оказалось цифрой в пределах двухсот человек, даже роты не набрали. Но сам демарш и наличие прямо перед правительственным зданием профессиональных военных с оружием уже немало. Пока все укладывается в понятие «мирная, но вооруженная демонстрация», но шажок влево или вправо – и вот вам военный мятеж.

В голове стрельнуло, и я, разозленный сверх меры, решил – терять нечего, и так вляпался по самые уши. Хотите повысить ставки? Да на здоровье, а коли меня пристрелят, так хоть в историю войду, как пробивший Конституцию. Только хрен я дам меня пристрелить, скорее, сам…

А это мысль. Нет, это даже идея!

И минут через пятнадцать мой автомобиль уже вез меня, прилипшего, как банный лист, Гучкова и полицейского унтера в сторону Эрмитажа. Сзади между нами, рылом наружу, торчал «максим», укрытый первым попавшимся покрывалом.

Стороны прибыли на площадь одновременно – я проехал по набережной Мойки до Певческого моста и оказался между Главным штабом и штабом гвардии, а минутой раньше по Миллионной прикатил Владимир Александрович. Он вышел из авто в распахнутой шинели на красной подкладке – весь такой модный – и встал со своими гвардейцами в строй.

Я заложил два пальца в рот и свистнул так, что соседи покачнулись. Над площадью взвились и захлопали крыльями птицы, гвардейские головы повернулись в мою сторону. Что примечательно – солдат там не было, сплошь офицерье. Белая кость, голубая кровь. Сбоку, в окнах Зимнего дворца, замелькали головы чиновников, среди которых вроде бы мелькнула лысина Столыпина. Ну и отлично. Устроим для него показательное выступление.