— Паша, я созываю семейный совет. Если ты не проконтролируешь его, — поскрипывает зубами, — то я твоей матери все последние волосешки повыдираю. И, кстати, раз моя дочь будет на твоей свадьбе, то и я приду.

— Господи, мама… — шепчу я. — Ты просто можешь со мной честно поговорить…

— Да, и от Миры привет, — мама хмыкает, — с воздушным поцелуйчиком. Да, вот такая она кокетка у меня стала… и я… — рявкает в трубку, — найду нового мужа, который не позволит своей старой матери всякую ерунду про меня болтать! Как была твоя мать хамкой, так и осталась! Все, Паша! Я иду выдирать ей волосы! Она теперь мне не сватья! И цацкаться я с ней не буду! За все ваши двадцать пять лет брака она мне так надоела!

Мама решительно разворачивается и плывет к дверям кухни.

20. 20

— Ты можешь мне объяснить, с какого перепугу наши матери устроили чуть ли не драку между собой? — Паша не здоровается, когда я открываю калитку. — И ты, что, поменяла замки?
Сжимаю ледяную ручку калитки. Холод скорых сумерек ныряет под футболку.
— Отойди, — отвечаю я. — У меня вечерняя пробежка.
— Вот как? — хмыкает. — А тебе, похоже, все равно на свою мать, да? Мира, я ей не сын, чтобы вытирать ей слезы и успокаивать… Я даже не понял, что произошло, мать твою! — гаркает на меня.
Паша делает шаг, и он хочет зайти на территорию бывшего родного дома. Наглый и самоуверенный.
Адреналин ударяет в кровь. Я резко упираюсь ладонями в его грудь, в жесткую ткань его теплого пиджака из черной шерсти.
Чувствую сопротивление его мышц под пальцами и тепло тела сквозь ткань.
Сил у меня, действительно, прибавилось, потому что мой бывший муж отступает под моим напором.
— Эй…
Его пальцы, сильные и горячие, как тиски, мгновенно смыкаются на моих запястьях. Но мне не больно.
У Паши сейчас нет цели испугать меня.
Он лишь останавливает мою агрессию.
— Я твою маму в прошлый раз вообще была готова взять под опеку, — зло выдыхаю.
— А я хотя бы за ней приехал, а ты? — щурится. — Я, конечно, с твоей мамой никогда не был в близких отношениях, но… ты должна была приехать и забрать ее. Она уже пожилая женщина, Мира.
— Пусти… — вырываю руки из захвата Паши и просачиваюсь между ним и кирпичным столбом калитки.
Не стану я ему говорить о том, что моя мама мне не родная. Он мне никто. Бывший муж.
Это я в прошлом могла поплакать в его могучую грудь и пожаловаться на мать, которая опять звонила с нравоучениями, а сейчас… он мне никто.
— А я Божене не поверил, что ты начала бегать, — усмехается мне вслед, — так ты у нас из тех бабищ, которые начинают заниматься собой только после развода?
Я резко останавливаюсь. Кровь стучит в висках тяжелым молотом. Челюсти сжимаются до белого скрежета, зубы ноют от напряжения.
Вот сейчас он решил меня словесно унизить. Наказать за то, что я отказываюсь от диалога с ним.
— А почему не бегала, когда была моей женой? — голос Паши приближается. — Забавно. Сейчас, значит, силы нашлись на пробежки два раза в день и тренажерные залы, а в браке со мной… ты, бедная несчастная, болела, да?
Медленно выдыхаю:
— Но у меня, правда, были проблемы…
— А сейчас они исчезли? — насмешливый голос Павла совсем близко. — Все гормоны в норме, да?
— Да, — резко разворачиваюсь к Павлу. — Все пришло в норму. Идеальные анализы…
Он медленно наклоняется ко мне. Его тень падает мне на лицо. Скалится в улыбке:
— Врешь, — прищуривается и его глаза вспыхивают темными искрами, — я запросил твои анализы в клинике. Стали чуть лучше, но не совсем не в норме.
Я молчу.
Я теряюсь от его признания, что он следит за моими анализами и лечением.