– Тогда почему тетя Лида звонила и плакала? – задает следующий вопрос, от которого у меня холодеет кровь.

Значит, он слышал вчерашний разговор. Слышал, как я кричала на Лиду. Сколько еще он знает?

– Ты подслушивал? – строго спрашивает Мирон, и в голосе появляются стальные нотки.

– Не подслушивал! – защищается Макар. – Просто шел в туалет и услышал, как мама громко разговаривает. Тетя Лида говорила что-то про прощение.

Мирон бросает на меня взгляд, полный упрека. Мол, твоя истерика довела до того, что ребенок все слышал.

– Тетя Лида... уволилась, – говорю медленно, подбирая слова. – Больше не будет с нами работать.

– Почему? – глаза Макара расширяются от удивления. – Она же хорошая! Читала мне сказки, играла в машинки.

Да, хорошая. Настолько хорошая, что спала с твоим отцом.

– У нее появилась другая работа, – объясняет Мирон ровным тоном. – Более интересная.

– А кто теперь будет со мной сидеть, когда вы на работе?

Хороший вопрос. Лида действительно была нужна нам практически. Я работаю неполный день, но бывают совещания, командировки, больничные. Мирон постоянно занят. Кто будет забирать Макара из сада, сидеть с ним вечерами?

– Найдем другую няню, – заверяет отец. – Еще лучше прежней.

– Но я привык к тете Лиде, – расстраивается сын. – Она знала все мои любимые игры.

Знала не только игры. Знала, где лежат ключи от дачи, когда мы обычно туда ездим, какие у мужа слабости. Использовала эти знания, чтобы разрушить нашу семью.

– Быстро привыкнешь к новой, – успокаивает Мирон. – А сейчас завтракай, скоро в садик.

Наливаю Макару сок, ставлю тарелку с кашей. Руки двигаются автоматически, выполняя привычные утренние ритуалы. Но внутри все кипит от необходимости лгать собственному ребенку.

– Мам, а ты сегодня на работу? – спрашивает сын, уплетая завтрак.

Работа. Я совсем забыла о ней в водовороте вчерашних событий. Сегодня понедельник, нужно быть в офисе к двум. Коллеги будут спрашивать про корпоратив, который я пропустила. Света захочет узнать, что случилось.

– Да, на работу, – отвечаю машинально.

– А я в садик? – уточняет Макар.

Смотрю на него: румяные щечки, ясные глаза, беззаботная улыбка. Обычный ребенок в обычное утро. Может, Мирон прав? Может, дети действительно быстро забывают, если не акцентировать внимание?

– В садик, – решаю. – Как обычно.

Мирон одобрительно кивает, возвращается к планшету. Кризис миновал, семейная лодка движется по привычному курсу. По крайней мере, внешне.

Но я чувствую, как под этой видимостью нормальности бурлит лава. Рано или поздно она прорвется наружу. Вопрос только когда и как сильно обожжет всех нас.

Макар доедает кашу, бежит одеваться. Я собираю ему рюкзак: сменная одежда, игрушки, книжка. Привычные действия, которые совершала тысячи раз. Но сегодня они кажутся игрой в нормальную жизнь.

– Готов! – объявляет сын, появляясь в прихожей в куртке и ботинках.

– Пошли, – беру его за руку, чувствуя, как маленькие пальчики доверчиво сжимают мою ладонь.

– Хорошего дня, – бросает Мирон из кухни, не поднимая головы.

Хорошего дня. После того, что произошло вчера, эти слова звучат как издевательство.

Выходим на улицу. Свежий осенний воздух обжигает щеки, заставляет проснуться окончательно. Макар болтает о том, что будет делать в саду, какие игры планирует с друзьями. Обычная детская болтовня, которая раньше умиляла, а теперь причиняет боль.

Как долго он сможет оставаться таким беззаботным? Когда поймет, что семья, которую считал крепкой и надежной, держится на лжи?

– Мам, а ты правда не расстроена? – внезапно спрашивает он, останавливаясь посреди тротуара.