Его лицо искажается гримасой, которую трудно интерпретировать. Боль? Гнев? Разочарование? Все вместе смешивается в коктейль обвинений, который он выливает на меня.

Грудная клетка сжимается так сильно, что становится трудно дышать. Воздух застревает в горле, каждый вдох дается с усилием. Неужели все мои попытки быть хорошей женой он воспринимал как формальность?

– Каждый день! – взрываюсь я, и голос эхом отражается от стен. – Каждый вечер спрашиваю, как прошел день на работе!

Слова вырываются из груди как крик души. Пятнадцать лет ежедневных расспросов, участия, попыток разделить его заботы. Неужели все это было напрасно?

12. Глава 12

– Из вежливости, – машет рукой Мирон с таким пренебрежением, словно отмахивается от назойливой мухи. – Как дела, дорогой? Хорошо, дорогая. И все. А Лида слушает по-настоящему, вникает, дает советы.

Лида... Это имя врезается в сознание как раскаленный нож. Оказывается, она не просто любовница. Она еще и доверенное лицо, консультант, понимающая душа. Все то, чем я думала, была для него.

В желудке все переворачивается от болезненного осознания. Значит, я была не нужна ему как личность. Только как обслуживающий персонал: готовить, стирать, убирать, воспитывать ребенка.

– Двадцатичетырехлетняя студентка дает тебе деловые советы? – не могу поверить в абсурдность ситуации. Голос дрожит от смеси недоумения и ярости.

– У нее свежий взгляд на вещи, – огрызается Мирон, и в его голосе появляется защитная интонация. Он защищает ее. Защищает перед женой. – Она не зациклена на бытовых мелочах, как ты.

Бытовые мелочи. Фраза падает в тишину как гильотина. Значит, все то, что составляло мою жизнь последние пятнадцать лет, а именно готовка завтраков, стирка рубашек, уборка дома, бессонные ночи с больным ребенком, все это мелочи, недостойные внимания серьезного бизнесмена.

Кровь отливает от лица, оставляя ощущение холода на коже. Ноги подгибаются, и я хватаюсь за подлокотник кресла.

– А еще она, наверное, в постели лучше меня? – вырывается у меня, и я тут же жалею об этих словах. Но они уже произнесены, повисли в воздухе как заряженная граната.

Лицо Мирона меняется мгновенно. Черты заостряются, глаза сужаются. Он делает шаг ко мне, и его физическое превосходство ощущается особенно остро. Я инстинктивно отступаю, спина упирается в стену.

Сердце колотится так бешено, что кажется, сейчас выскочит из груди. Руки дрожат, покрываются холодным потом.

– Раз уж ты спросила, – произносит он медленно, с садистской расстановкой, смакуя каждое слово, – Да. Она не лежит как бревно и не думает о стирке во время близости.

Удар наотмашь. Самый болезненный и унизительный из всех возможных. Мир качается перед глазами, колени подгибаются. Хватаюсь за спинку кресла обеими руками, чтобы не упасть.

В груди что-то рвется, разрывается на части. Боль острая, физическая, будто мне вспороли живот тупым ножом.

– Ты... ты подонок, – шепчу, и голос дрожит от ярости, боли и унижения. Слова едва прорываются сквозь охваченное спазмом горло.

– Я честен, – пожимает плечами Мирон с таким равнодушием, словно обсуждает прогноз погоды. – Ты сама спросила.

В эту секунду я ненавижу его всей душой, каждой клеточкой своего существа. Этого самодовольного, эгоистичного мужчину, который разрушил нашу семью и еще смеет унижать меня в собственном доме.

Телефон на журнальном столике внезапно оживает, экран загорается ярким светом. Мелодия звонка врывается в наш поединок как сирена скорой помощи. Смотрю на дисплей и цепенею.

“Няня Лида” – высвечивается на экране крупными буквами.