Его силуэт в оконном проеме выглядит монументально. Даже сейчас, в момент кризиса, он излучает власть и уверенность. Широкие плечи, прямая спина, волевой профиль. Мужчина, привыкший контролировать любые ситуации.

– Нам нужно время подумать, – произносит он, не оборачиваясь. Голос звучит задумчиво, почти философски. – Принять взвешенное, обдуманное решение. Не рубить с плеча.

Время. Конечно, ему нужно время, чтобы придумать, как выйти из этой катастрофической ситуации с минимальными потерями для себя. Как сохранить семью, репутацию, финансовую стабильность.

В желудке все сжимается от понимания, что для него даже наш брак это бизнес-проект, который нужно либо реструктурировать, либо грамотно закрыть.

– Хорошо, – соглашаюсь, чувствуя, как каждая мышца в теле наливается свинцовой тяжестью. – Но спать в одной постели я не буду. Не смогу.

Мирон резко поворачивается от окна, и в темных глазах вспыхивает знакомый гнев. Челюсти сжимаются, на скулах играют желваки.

– Это мой дом и моя кровать, – рычит он низким, опасным голосом. – Я не позволю выгонять себя из собственной спальни.

Даже сейчас, даже после всего произошедшего, он не может уступить. Территория, власть, принципы, для него это важнее чувств жены.

Но я больше не та покорная женщина, которая уступала ради мира в семье.

– Тогда я уйду с Макаром, – говорю спокойно, глядя ему прямо в глаза. – Прямо сейчас.

Это блеф, но Мирон об этом не знает. Он видит в моем взгляде железную решимость и понимает, что я не шучу. Впервые за пятнадцать лет брака жена готова пойти до конца.

Воздух между нами накаляется до предела. Мы стоим друг против друга, как два бойца перед решающим поединком. Каждый ждет, кто первый сдастся.

– Алеся, будь благоразумной, – голос становится мягче, но властные интонации никуда не исчезают. – Куда ты пойдешь ночью с ребенком? Это же абсурд.

– Найду выход.

Несколько секунд он изучает мое лицо, ищет признаки слабости. Не находит. Наконец сдается, но делает это с плохо скрываемым раздражением.

Проводит рукой по волосам, тяжело вздыхает с видом человека, идущего на величайшие жертвы ради семейного благополучия.

– Ладно, – произносит он сквозь зубы. – Я переночую в гостиной на диване. Но только одну ночь, понятно? Это исключительная мера.

Великое одолжение. Муж-изменник милостиво уступает законной жене супружескую кровать, и это преподносится как акт невероятного благородства.

– Утром поговорим на свежую голову, – добавляет он, уже восстанавливая привычный контроль над ситуацией. – Найдем разумное решение, которое устроит всех участников этого... недоразумения.

Разумное решение. В его понимании это компромисс, где каждая сторона получает что-то важное для себя. Только вот некоторые вещи компромиссу не подлежат. Верность, доверие, любовь нельзя поделить пополам.

– Хорошо, – киваю, чувствуя, как накатывает новая волна всепоглощающей усталости. – Утром и поговорим.

Мирон направляется к двери спальни за подушкой и одеялом. Движения четкие, деловые, он уже полностью перестроился на новую ситуацию, принял временные неудобства как необходимость.

А я остаюсь в гостиной, где еще несколько часов назад была обычной женой и матерью. Теперь я не знаю, кто я такая. Но одно понимаю с кристальной ясностью, назад дороги нет. Та жизнь закончилась сегодня на даче.

11. Глава 11

Мирон возвращается в гостиную, и каждый его шаг отдается глухим звуком по паркету. Подушка зажата под мышкой, одеяло небрежно переброшено через плечо. Поза человека, вынужденного заниматься делами, которые считает ниже своего достоинства. Челюсти сжаты так крепко, что на скулах играют желваки, а темные глаза метают молнии.