Надо думать холодной головой, планировать каждый шаг. Мирон, при всех своих недостатках, прав в одном, мы взрослые люди, и судьбоносные решения нужно принимать обдуманно, а не в пылу эмоций.

– Хорошо, – произношу медленно, заставляя голос звучать максимально спокойно и рассудительно. Каждое слово дается с огромным трудом, но я справляюсь. – Предположим, ты прав, и я никудышная жена. Но есть еще Макар. Что будет с нашим сыном?

Мирон заметно вздрагивает при упоминании ребенка. Лицо меняется, становится более серьезным. Видимо, в пылу самооправданий он действительно забыл о маленьком свидетеле своего предательства.

– Все останется на своих местах, – заявляет он властно, не допуская возражений. – Мальчику нужен отец. Сильная мужская рука.

Кажется, муж уже рисует в воображении картинку будущего, где юная Лида займет мое место в этом доме, станет мачехой моему сыну.

От этой мысли внутри все переворачивается. Представляю, как чужая женщина готовит завтрак Макару, укладывает его спать, читает сказки. Как мой мальчик привыкает называть ее мамой.

– А психолог? – спрашиваю язвительно, с трудом сдерживая подступающую истерику. – Ребенку понадобится помощь специалиста после того, что он сегодня увидел.

Лицо Мирона резко бледнеет, словно кровь отливает от лица. Впервые за весь наш мучительный разговор он выглядит по-настоящему потрясенным, выбитым из колеи.

– Ты думаешь... это серьезно повлияет на него? – голос становится хриплым, неуверенным. Руки дрожат, когда он проводит ладонями по лицу.

– А ты как думаешь? – не могу сдержать едкого сарказма, который сочится из каждого слога. – Пятилетний ребенок видит отца в постели с чужой женщиной. Это норма для детской психики?

В воздухе повисает тяжелая тишина. Даже уличные звуки за окном кажутся приглушенными, будто весь мир замер в ожидании его ответа. Настенные часы тикают особенно громко, отсчитывая секунды нашей разрушающейся жизни.

10. Глава 10

Мирон медленно опускается в кожаное кресло, которое мы покупали к его сорокалетию. Тогда он шутил, что это трон для главы семейства. Сейчас он выглядит в нем сломленным, постаревшим на десять лет. Закрывает лицо крупными ладонями, пальцы зарываются в темные волосы. Плечи вздрагивают от сдерживаемых рыданий.

– Боже, что я наделал... – шепчет он в ладони, и голос звучит надломленно.

Но даже в этот момент кажущегося раскаяния я чувствую его внутреннюю силу. Мужчина не сломлен окончательно, просто переосмысливает ситуацию, ищет новые пути решения проблемы. Его мозг бизнесмена уже работает над стратегией минимизации ущерба.

– Я оплачу лучшего детского психолога в городе, – поднимает голову, и в голосе снова проскальзывают нотки уверенности. – Самого дорогого специалиста. Сделаю все, чтобы помочь Макару справиться с травмой.

Деньги. Конечно же, деньги. Для него это универсальное решение абсолютно любых проблем. Заплатил и совесть относительно чиста, долг перед семьей выполнен.

Внутри закипает новая волна ярости. Неужели он думает, что детскую травму можно вылечить пачкой купюр?

– А сейчас что? – спрашиваю, чувствуя смертельную усталость, которая наваливается как тяжелое одеяло. – Будем изображать счастливую семью перед соседями? Делать вид, что ничего не произошло?

Мирон поднимается с кресла, подходит к большому окну гостиной. Раздвигает тяжелые шторы, которые я сшила своими руками три года назад. За стеклом темнеет осенний вечер, в окнах домов напротив один за другим зажигается теплый свет. Обычная жизнь обычных людей, которые, возможно, не стоят сейчас на обломках разрушенного брака.