Стоило поднять штаны, как на пол из карманов посыпались вещи, заставив меня зашипеть, а Кир зашевелился. Я мысленно уговаривала его не просыпаться. Подняла с пола выпавший амулет. Он стоил дорого, такой, каким его выполнили для меня, но я была в бегах, а попасться с ним — значит усугубить вину на порядок. Я беззвучно криво усмехнулась: что ж, два раза казнить не смогут. Засунула амулет обратно в карман. По крайней мере, я буду знать, где искать, когда появится возможность его использовать.

Палец наткнулся на что-то острое, я выдернула его и засунула в рот. Аккуратно заглянула в карман и вытащила нечто завёрнутое в бумагу, из которой торчал позолоченный острый угол. На листе значилось что-то о высшей награде. Я швырнула его на пол, в кучу других. Не нужны мне были подробности, а ищейка и вовсе ничего не заслужил. В крошечной резной коробочке был спрятан портрет девушки. Девчонки лет восемнадцати, с волнистыми белыми волосами, проницательными жёлтыми глазами и милой, почти детской улыбкой. Я смотрела на неё так долго, что, казалось, мимо прошла вечность, и не могла оторваться. Наконец, со вздохом перевернула портрет. На обратной стороне корявым торопливым почерком было выцарапано: «Приезжай до Тёмных ночей».

Я сунула портрет обратно и захлопнула крышку, словно он уже начал превращаться во что-то страшное. Огромного ядовитого паука, протянувшего ко мне свои лапки.

«Вот ты какая, — растерянно подумала я, засовывая вещи обратно в карман, — причина, по которой моя жизнь должна была пойти ко дну».

Да, красивая, нечего сказать. Богатая, влиятельная и глупая. Глупая настолько, чтобы собираться сбежать из семьи с ищейкой. Я презрительно посмотрела на спящего Кира. Достойно, деяние как раз для человека, у которого нет души. Разрушить несколько жизней ради того, чтобы в итоге просто сломать ещё одну. Я никогда не слышала, чтобы у таких историй любви был счастливый конец, зачастую они заканчивались весьма трагично.

К горлу подступала непрошеная обида. Хотелось найти девчонку и вправить ей мозги, в конце концов. Отвадить его от неё. Бред какой. Нет, у нас с ним не было ничего общего. Он не обещал, а я совсем не хотела. Ещё десять минут назад я планировала сбежать отсюда и забыть о нём навсегда, как о кошмарном недоразумении. Но почему же было так обидно? Так мерзко. Так одиноко. И почему именно она?

Я забрала только деньги, для ищейки это не было проблемой, свой аванс они получали на день вперёд. Проспится и снова станет состоятельным человеком, а мне требовалось накормить семью.

— Спасибо, — шепнула я ему, повинуясь порыву, и выскочила в ночь.

Дома не спали, в окне мерцал нервный свет нескольких свечей. Мне стало стыдно. Я знала, что матушка будет переживать. Будет плакать ночами, пока не свыкнется с мыслью, что меня нет. А потом подберёт с улицы кого-то ещё, чтобы подарить ему всё тепло мира.

Я отперла замок на двери комнаты, но та и не подумала открываться. Пришлось налечь на неё всем телом, чтобы сдвинуть сооружённую с другой стороны баррикаду. Внутри послышались писк и перешёптывания.

— Эл? Лира? — позвала я детей.

Голоса стихли, а дверь, наконец, подалась и открылась.

Дверь они загородили тяжёлым старым столом, а сами сидели в углу на матрасе, который притащили из спальни. В комнате стояла гарь и странная вонь, я закашлялась, едва оказавшись внутри, и со слезами на глазах распахнула окно.

— Как вы тут ещё живы!

— На полу нормально, — равнодушно отозвался Эл.

— Твою ж монетку, что это за запах!

Я подбежала к камину и вытащила из него котелок, который дети поставили прямо на горящие доски.