Подавил порыв побежать за парнишкой, дом-то видел, вот только я и так слишком засветился в нижнем городе, того и гляди найдётся кто-то, кто не прочь переломать рёбра «поганой ищейке». Находиться среди низших и днём-то было опасно, а уж в темноте…

Лая, что я делаю?

Я опустился на лежанку, просунул руку девчонке под шею и притянул тело к себе. Она мелко и часто дышала. Я выругался, отпустил её и быстро разделся. На этот раз она как будто прижалась ко мне, не открывая глаз. Казалась такой маленькой, такой хрупкой в моих руках. В груди у меня разливалось неожиданное тепло. Я зажмурился, со всех сил прикусил себе щеку. Во рту появился вкус крови. Нет, ни в коем случае мне нельзя было видеть в ней человека. Я не мог себе этого позволить. Только цель, ничего больше.

Я потряс её за плечи, не получил никакой осознанной реакции и покрепче обнял, устраиваясь поудобнее. Молодчина, Кир, метил из ищейки в элиту, а попал в… грелки.

10. Глава 9. Лета

На землю опускался снег. Я торопилась домой, пробираясь через рабочий квартал, тянувшийся вдоль всей границы с нижним городом до самой реки. К груди я прижимала с трудом добытую баночку согревающего лекарства. Глупо было идти в платье без карманов.

Я то и дело опускала взгляд на собственные пальцы. Кисти рук неестественно побледнели, ногти казались почти синими. Вид их приводил меня в ужас, но не смотреть я не могла.

Квартал казался бесконечным. Я остановилась у перекрёстка, как и десяток раз до этого, прислушалась и, убедившись, что из-за угла не доносится шагов или голосов, выглянула в темноту между домами. Дрожь пробивала тело, будто молния, мешала сфокусировать зрение, всё вокруг словно сошлось в диком танце. Я перебежала улицу так быстро, как только могла.

Впереди лежал последний поворот и самая тяжёлая часть пути: пройти по узкой улочке до тайной дыры в заборе, ведущей домой, в центр города. Пролезть через неё мог только ребёнок, я уже пробовала это в детстве, тогда лаз показался мне огромным туннелем, про который не знал никто из взрослых. Магическое место. Сейчас я боялась, что застряну в нём или не помещусь вовсе. Сегодня я совершила ошибку, но всё ещё можно было исправить, нужно только поскорее попасть домой.

Ещё один угол. Никого.

Я шагнула за поворот. Ещё раз. Выдохнула воздух, когда тот начал жечь лёгкие.

«Смотреть в оба, слушать и не забывать дышать», — перечислила я как мантру. Улочка, заваленная мусором и дровами, казалась меньше, чем когда я шла сюда, стены нависали надо мной, грозили сомкнуться и раздавить.

Голоса!

Я шмыгнула за кучу дров; когда-то связанные, теперь они были просто свалены друг на друга и совсем отсырели. Ноги отчаянно скользили на тонком льду. Я плюхнулась на землю, что было сил вжалась в холодную стенку, дрожа всем телом. Зажмурилась и просила лишь одного: чтобы они прошли мимо, не заметили меня. Если бы я только слушалась отца.

Его слова до сих пор эхом отдавались в голове.

— Не смей выходить из дома! — кричал отец, направляясь к двери. Он хотел перекрыть мне дорогу, но я оказалась быстрее и уже выскочила на улицу.

— Я принесу лекарство щенку и вернусь, пожалуйста.

— Не сегодня, — мамин голос не командовал, он умолял. — Сегодня день Определения. Сейчас придут люди из Храма, нужно убедиться, что с тобой всё в порядке.

— Я быстро!

— Если ты сейчас уйдёшь, я… — начал отец.

Я закрыла уши ладонями и побежала прочь. Не хотела слышать эту угрозу: убьёт, сдаст, не пустит в дом? Чушь. Я должна была помочь щенку: первому и, возможно, последнему, которого я увидела в жизни. Он замерзал на улице. Неужели они не понимают, он же живой, настоящий! Я не могу пойти с ним к городскому доктору. Мне нужно в нижний город, там знают, что делать!