— Предлагаю подчиниться закону.

Твою ж монетку, какой дурак! Как ему в голову пришло с ними связаться, да ещё и продолжать? Каждый ребёнок знает, что задача у ищеек — выследить и сдать. Хотя бы сообщить, а ловят пусть другие, если силёнок самому оттащить не хватает. Потому ищейки и опасны: не поймёшь, что ты на крючке, пока не станет поздно.

Мужики заржали в ответ. У того, что стоял дальше, в ладонях появились сверкающие ледяные лезвия. Я поёжилась.

Чего он опять здесь забыл? Ко мне возвращался? На амулет пожаловаться, деньги забрать или?..

Ситуация перестала меня забавлять. Голоса приближались. Они же мне так всю мастерскую разорят!

Дверь!

Я отпрянула от окна и метнулась к выходу, нужно было срочно закрыть замок. Мысленно взмолилась: только бы он не щёлкнул и не выдал моё присутствие. С той стороны двери доносилось неровное сопение, ищейка продолжал отступать и, наконец, добрался до верхней ступеньки.

Вот чёрт! Я проклинала себя за то, что заснула с горящей лампой. На мелочах прокалываются, да?

Я нащупала холодный замок, зажмурилась и начала проворачивать его, когда услышала тихое:

— Пусти, пожалуйста, пусти.

— Пусти, пожалуйста, папа, — стучу я в дверь родного дома, упав на разбитые колени.

Слышится плач матери, тяжёлые шаги отца по коридору, он охраняет дверь от всех, кто мог бы её открыть, звонкий голос сестрёнки, слов я разобрать не могу, но знаю, что она напугана.

Моя кожа бела, пальцы синеют, я вся дрожу в тонком модном платье. Так это и есть — холод? Как же всё болит и горит одновременно. Сегодня день моего Определения, шеститысячный, если считать от рождения. День, который решает всё: если повезёт, то ничего не случится, если нет — начнёшь ощущать холод, температура тела понизится, а ты навсегда потеряешь свой магический дар. С утра меня не покидало плохое предчувствие, я игнорировала его, уговаривала себя, что хоть Определение и нельзя предсказать, всё будет хорошо. Всё будет по-прежнему. В нашей семье до сих пор не было низших.

Мне не повезло.

— Я приказал тебе оставаться дома, — напоминает мне отец через дверь. Обрывисто, со злостью.

— Я же не ради себя…

— Тебя видели. О твоём дефекте уже доложили. Позор.

Дефект.

— Убирайся, — продолжает грозный голос отца за дверью, он ни разу не дрогнул. — Ты мне не дочь. В трущобы, в нижний город, там твоё место. С такими же, как ты.

Уже не стучу, просто корябаю дверь поломанными ногтями.

— Возьми хотя бы лекарство щенку, папа. Я принесла…

Ответа не жду, но спустя пару минут тишины отец открывает дверь — немного, лишь наполовину, и я протягиваю ему бутылочку. Он берёт её, задерживает долгий взгляд на моих синих ногтях, и я понимаю — это и есть прощание.

Дверь передо мной закрывается навсегда.

Я резко распахнула дверь, схватила чуть не потерявшего равновесие ищейку за… кхм… штаны и дёрнула внутрь мастерской.

— Эй! — возмущённо воскликнули снизу, на ступеньках раздался топот.

Я захлопнула дверь и налегла на неё всем телом. Створка ходила ходуном, замок никак не хотел закрываться до конца. Пока противник был один, но скоро подтянется и его дружок, посмеивающийся внизу.

— Помоги! — взвизгнула я, не поворачивая голову. Чего он там копается?

Рядом с моей спиной на дверь налегло горячее тело, я вздрогнула и чуть не потеряла концентрацию. Спокойно, девочка, он никогда не почувствует разницу. Без его амулета меня было не обличить. Существовали, конечно, способы… Обладателям ледяной магии ничего не стоило попробовать заморозить другого и посмотреть, что выйдет. К моему счастью, ищейки, и без того очень слабые маги, так уже давно не рисковали — вдруг ошибёшься с целью, убьют на месте. Прав у них в верхнем городе было немногим больше, чем у меня, разве что передвигаться разрешалось почти свободно. Так что артефакты надёжнее, а если один не сработает, то всегда можно сказать, что сломался или мастер, зараза, обманул, подсунул невесть что.