– Успокойся, Тайра. Дыши медленно, – приподнялся Оциус.

И я дышала. Дышала, пока не ощутила, как жар уходит, оставляя холодный пустой рассудок.

– Рассказывай! – твёрдо выговорила и ровно поднялась, вперившись в мужчину решительным взглядом.

– Ты… беглянка, – помрачнел он. – Не знаю, что такого ты сделала, но когда бежала от гвардейцев, то подожгла храм, пытаясь скрыть свои следы…

Я напряжённо свела брови и обняла себя за локти.

– Но ты не знала, что там будет твоя семья и другие люди. Тебя видели. Ты себя выдала. Вернёшься – тебя казнят. Я предложил помощь – ты приняла её.

– И что, меня не найдут здесь?! – испуганно отшагнула.

– Не найдут. У тебя другое имя, и внешность поменялась значительно: волосы отросли, поправилась, ведь была совсем тощей. Да и кто будет искать тебя в другом государстве, среди благородных дам ещё и под моим покровительством. Тебя и не узнать, – ласково посмотрел на меня Оциус.

– Откуда ты всё это узнал? Не поверю, что ты сам расследовал такое… Ты не того положения человек.

– Ты права, не сам, – вздохнул он. – Ты сама рассказала мне. Немного узнал позже у гвардейцев города, пока прятал тебя в таверне. Потом тебя подвергли этой процедуре. В течение месяца они вычищали твою память. Я, собственно, и был в Конгоре так долго, только чтобы потом переправить тебя в Тэнуа. Ты плохо перенесла плавание, почти всё время была в бреду. Но вскоре вроде бы полегчало. Однако эта путаница с сопровождающим… – снова повинился Оциус. – Хорошо, что всё закончилось… Теперь ты в безопасности.

Я снова села на диван, не доверяя дрожащим ногам, и вжалась в пухлую подушку.

– И кто же это сделал со мной? Как?

Оциус поднялся и дёрнул за красивую кручёную верёвку с кисточкой, висящей у двери. Я думала, зачем эта верёвка тут висит, но сейчас, заслышав тонкий отдалённый звук колокольчика, догадалась.

Вскоре в комнату вошла Ода и вопросительно посмотрела на господина.

– Принеси кувшин с водой и фрукты. И скажи на кухне, чтобы обед подавали ближе к двум часам.

Ода вернулась очень быстро, будто у неё за каждым углом были припасены кувшин и блюдо с яблоками и виноградом.

Оциус налил воды в два стакана, протянул один мне и в полной тишине продолжил:

– Это сделали кочевники. Кто они и откуда взялись, трудно сказать, но они обладают такими знаниями, которыми не всем дозволено владеть и уж тем более применять. Однако это надёжные способы для защиты. В твоём случае для защиты от себя самой. За ними был долг, и я воспользовался им… ради тебя. И я не жалею, что сделал это, – открыто посмотрел на меня он, и в глубине его глаз мелькнуло что-то серьёзное и настоящее.

Он сочувствовал мне? Желал добра? Возможно! Но ещё он желал меня! Теперь это было ясно как день.

Я осушила стакан и, прикрыв потяжелевшие веки, недолго сидела молча, чувствуя, как раскачивается тело от гулких сильных ударов сердца. Страшное у меня было прошлое, но и будущее не сулило ничего хорошего.

– Так у меня ничего нет: ни прошлого, ни будущего?

– У тебя есть новая жизнь – это немало… И есть я…

Но я не дала ему продолжить, оборвав на полуслове:

– А что такое было с языком? В Конгоре говорят на другом языке? – вспомнила, как ничегошеньки не могла понять.

– В трёх государствах говорят на одном языке с небольшими отличиями. Пока ты восстанавливалась, речь возвращалась к тебе медленно, поэтому ты никого не понимала и сама говорила невесть что.

Я тут же оголила правое плечо и погладила золотые завитки.

– А откуда этот узор, ты знаешь?

О́циус сел рядом и с такой нежностью провёл пальцами по одному из завитков, что лёгкая дрожь от руки побежала по всему телу. Я смущённо натянула сорочку и скрестила руки на груди.