В изумлении подняла голову и замерла взглядом на шёлковом балдахине над кроватью, затем взглянула на редкий ковёр под ногами, на диван, обитый дорогим сукном, с подушками, на которых золотом вышиты, вероятно, фамильные вензеля; на изысканные вазы на каминной полке, на стены в искусной шелкографии и поняла, что едва ли это худшая обстановка, в которой я могла жить. Определённо, у меня было намного больше этого, и вряд ли я промышляла такой мелочовкой, как гребни и жемчужные бусы. Но я однозначно понимала, что делала. И делала это легко, не задумываясь, значит, это был натренированный навык.

Я снова повернулась к зеркалу. Когда вчера раздевалась в ванной и осматривала себя с ног до головы, я совсем не была похожа на нищенку, которая зарабатывала бы на хлеб таким образом. Чистая, здоровая кожа, ухоженные ногти, здоровые зубы, волосы… Определённо, я не придворная дама, но и не дворовая девка.

– Так кто же ты такая? – пристально щурясь в разноцветные радужки, спросила своё отражение.

– Тайра! – послышалось за спиной.

Я оглянулась и увидела Оциуса, который стоял в изножье кровати и недоумённо смотрел на кучку украденного добра.

Я отошла от зеркала и отстранённо посмотрела на покрывало.

– Где ты всё это взяла? – удивлённо спросил он. – Я дал Оде всего тысячу дангов.

Я молча посмотрела в лицо мужчины и ждала малейшего знака опасности. Но тот обернулся на меня с откровенным недоумением, и только.

– Это получилось случайно, – спокойно призналась. Он уже мог спросить у горничной, что мы купили. Не было смысла хитрить. – Что-то нашло… Ода может это вернуть?

– Ты это украла? – медленно выговорил он и подошёл ко мне.

– Говорю же: вышло случайно, – повторила с нажимом, теребя рюши на вороте платья. – Мне надо переодеться. Я сейчас задохнусь в этом коконе!

И быстро ушла в ванную. Переодеваться было не во что, поэтому стянула с себя душное платье и осталась в длинной сорочке. Накинула банную простыню на плечи и, сделав несколько глубоких вздохов, вышла в комнату.

Оциус сидел на краю кровати и задумчиво перебирал безделушки.

«Проклятье, зачем они были мне нужны?! Мне даже носить их некуда!» – возмутилась я, а в напряжённой тишине комнаты показалось, что мысли прогремели барабанами.

– Тебя кто-нибудь видел? Ода знает? – косясь на меня исподлобья, спросил Оциус.

– Не думаю… Шума не было, и Ода всегда на что-то отвлекалась, – проговорила я, вспоминая, что невольно отслеживала это.

– Ты понимаешь, что в твоём и без того странном положении, это… – и он разочарованно указал на добычу, – чревато. Что, если тебя кто-то видел? Ты понимаешь, в какое положение ставишь меня? Я тебя спас, приютил!

Я сглотнула. Мне не нужны были его упрёки, и без того прекрасно сознавала, что сделала. Однако удивляло, что мне не было стыдно за то, что я это украла, но досадно, что действительно могла подвести Оциуса и самоё себя.

«Хорошо, сделала глупость. Но теперь, кажется, пора стать намного осторожнее… «И хитрее», – добавил внутренний голос, и я была с ним очень согласна.

– Я раскаиваюсь, Оциус. Я даже не помню, как это делала, – сказала тихо, виновато опустив голову, нервно теребя края простыни.

Он долго молчал, то оглядываясь на кровать, то скользя по мне смятённым взглядом. Потом тяжело вздохнул и, будто что-то взвешивая, пригладил ладонями волосы на висках. Он прошёл к дивану, сел и ещё долго смотрел на меня. В конце концов Оциус хлопнул ладонью по сиденью рядом с собой.

– Присядь, Тайра.

Я спокойно прошла и села в другом углу дивана.

– Наверное, мне не стоит выходить из дома некоторое время? – предположила я, догадавшись, что в селении уже могли забить тревогу.