Если Настия любви его не хочет и не ценит, так он найдёт, кому заботу свою и ласку отдать…

Но сначала он должен увидеть её глаза.

– Граю без тебя жизни не мыслит! – словно подслушав его мысли, добавила Вириян. – И дня не проходило, чтобы она не вспоминала о тебе.

– И я без неё теперь не смогу! Я думал, прикупить домик здесь, в Сальваре, чтоб к вам поближе… – признался Эливерт, всё ещё не решаясь согласиться окончательно.

– А мой чем плох? – чуть насмешливо улыбнулась швея.

– И ты готова терпеть меня под собственной крышей? 

Всё-таки поверить в это Элу было слишком сложно. Столько лет она к себе никого не подпускала, забыть Давмира не могла.

Глаза её сейчас лучились тёплым светом, как солнце поутру, как огонь в домашнем очаге. Ни капли страсти, но так греют сердце.

Вириян протянула руки через стол, нежными пальцами коснулась его ладоней.

– Ради Граю я могла бы вытерпеть всё, что угодно, и кого угодно! Но тебя терпеть мне, к счастью,  не придётся. Тебе я буду рада! Ты в этом доме уже давно как родной. С того самого дня, когда Давмир привёл тебя в первый раз.

И всё-таки что-то Эла в её словах настораживало. Помнил ведь, как прежде просила порога её не переступать. И как иных докучливых женихов прочь от себя гнала, не забыл. А теперь вот семью захотела. Или всё дело в Граю? Эта пигалица даже в мёртвом сердце жизнь и любовь разожжёт.

– Но было время, когда ты не желала меня даже на пороге видеть… – Ворон-таки не смог промолчать.

Вириян замотала головой, объясняясь горячо и горько:

– Да не было! Не было такого! Мне просто было очень больно! Я каждый раз смотрела на тебя и ждала, что следом он войдёт. А потом осознавала … Не придёт. Никто больше не придёт. Никогда. И каждый раз, он словно заново умирал вместе с этой пустой надеждой, мой Давмир. Неужели не понимаешь?

В уютной кухне было тепло, но Эл поёжился как от холода.

Припомнился старый приятель – высоченный, плечистый мечтатель, вечно витал в облаках да грезил, как однажды вернётся сюда. Он верил, что должна быть в этом мире какая-то справедливость…

Только справедливости не было, ни хрена её не было в этом мире, никогда не было. Поэтому Эл сейчас и другое вспомнил – как во тьме Бездны снимал друга-кузнеца с виселицы и тащил на погребальный помост. Но об этом Вириян точно знать не надо.

– Понимаю. Я всё понимаю… – кивнул устало, в глаза заглянул, сжал её теплые руки. – Прости меня! Прости за всё! Если ты меня примешь… Я о большем и мечтать не смел. Но, Вириян, ты  сперва подумай! Не пожалеешь ли?

Она отвела взгляд, плечами пожала.

– Граю будет счастлива. А мне – в доме помощник, защитник, друг. О чём тут жалеть?

Сбилась на миг, замолчала.

Но продолжила, покраснев как румяное яблочко:

– Тебе как бы не пожалеть… Ты же понимаешь, по-настоящему я тебе женой никогда не стану. Место Давмира в моём сердце и моей постели никто не займёт. А ты – мужчина, молодой да видный! Тебе ласка нужна. Но ты не думай, я не стану возражать, если ты себе найдёшь женщину  на стороне… Только уговор – чтоб соседи не болтали, и Граю не прознала. Хорошо?

Ну, вот теперь всё встало на свои места. Нет, никогда она Давмира своего не забудет, никогда.

Эл и прежде это знал, потому и удивился, когда позвала. Теперь понял.

Очень хотелось выругаться. Но смолчал. Не из-за того, что сказала, что предлагала. Нет.

Элу ведь тоже не её любовь нужна, не её. А той, которую уже потерял.

Вириян он всегда любил, но не так, как женщин любят, хоть и красива она – нежной, женственной, уютной красой Великая Мать наделила. Но для него она всегда скорее другом была, верным, всё понимающим другом. Уважал, чтил, но не желал никогда.