Дэини хотела зайти со спины и помочь ему с рубашкой, но Ворон поймал её руку, остановил.
– Не надо! С повязкой всё хорошо.
Он нежно сжал её запястье, удерживая прямо перед собой.
Рыжая смотрела сверху внимательно и долго. Он чувствовал этот взгляд, хоть сам не смел поднять лица.
– Так ты нарочно это сказал? Чтобы увести меня оттуда?
В её голосе не было злости, скорее она улыбалась едва уловимо. Это придало решимости.
Ворон вскинул голову, бросил дерзко, глядя прямо в глаза:
– Нарочно! Не оттуда… От него!
Вот так. Может быть, это слабость или глупость, но она должна знать, что он ревнует как безумец. Он ждал, что она разозлится, обругает, но она молчала, лишь головой покачала, усмехнувшись.
Ворон чувствовал, как взволнованно стучит её сердечко, эхом пульсирует под его пальцами на тонком запястье. Не удержался – поцеловал её руку, сначала одну, потом вторую, нежно, едва коснувшись. Заглянул снова в изумрудные глаза.
– Сердишься на меня?
Затаив дыхания, ждал ответа: сейчас она скажет, что хотела остаться там, с Кайлом, а он просто лжец, сыгравший на её жалости. И будет права.
Но ведь это не так! Ему действительно нужна её помощь, вот только не с бинтами, всё гораздо хуже, и раны намного глубже.
– Нет! – просто ответила она.
И Ворон, едва не всхлипнув, качнулся вперёд, прижался лбом. Он отпустил её запястья, руки легли на бедра, поглаживая осторожно, чувствуя тепло её кожи сквозь тонкое платье. Коснулся губами живота, целуя нежно, зная, что она и через ткань ощущает его дыхание, его прикосновения. От Ворона не укрылось, как она потянулась к нему, как сбилось дыхание, как всё тело напряглось, отзываясь на его ласки.
Дэини несмело коснулась его волос, тонкими пальчиками перебирая их, словно погладить хотела, приголубить. Неужели разгадала, что у него сейчас на сердце?
Она была так прекрасна, манила непреодолимо. Эл хотел её даже сейчас, хотел, несмотря на то, что его шатало после проклятой горячки, что голова кружилась не от страсти, а от слабости. Понимал, что любовник из него нынче никакой, вот только желание это всё равно не отменяло.
Но было и иное желание, никакого отношения не имевшее к постели. И это оно заставило искать её в ночи, пока не нашёл, это оно заставило прийти с ней сюда, увести от полукровки.
Она была ему нужна. Прямо сейчас. Сильнее, чем воздух, пища, вода.
Не постель, не тело её безупречное… Хотя, конечно, намекни она, что ей этого хочется, и он бы даже такой, полуживой, нашёл в себе силы снова её любить, жажду её утолить своей огненной нежностью.
Но не затем он пришёл. Нет. Не за постелью.
Он бы сейчас у её ног, на полу, как пёс, согласился спать, лишь бы не прогнала. Просто рядом.
Он смертельно устал. От всего устал. От дорог, от драк, от крови, от одиночества длиною в жизнь. Он смертельно устал, и понял это только здесь. Вкусив на несколько дней иной жизни, непохожей на его собственную, Эл вдруг отчётливо понял, что он не хочет больше жить так, как привык. И на Север он не хочет тоже.
Он просто хочет быть с ней. Любить. И ничего не бояться, не оглядываться, не ждать удара исподтишка. Жить тихой, мирной, семейной жизнью, скучной, обыденной, глупой и бесконечно счастливой. Он хочет невозможного.
И сейчас ему так нужна надежда на чудо, на то, что ещё не всё потеряно, на то, что даже невозможное возможно.
В этой солнечной девочке сегодня его спасение, его сила, его жизнь. Прогонит – и больше незачем будет бороться. Всё потеряет смысл.
Так, может, наконец, рассказать ей всё, рассказать прямо сейчас? Сколько ты будешь тянуть, Ворон?