Рассказать, как она его вытащила с того света. И как ему надо, чтобы сейчас она снова сделала это. Потому что тоска и отчаяние затянули душу в смрадное гнилое болото, из которого не выбраться без помощи – он утонет, если она не протянет руку. Потому что ещё никогда, за всю его страшную жизнь, одиночество не было таким невыносимым, не затягивалось на шее тугой петлей. Потому что если сейчас она его не обнимет, не согреет светом сердца своего, он застынет ледяной глыбой навеки, разучившись дышать, потерявшись навсегда во мраке безнадёжности.

«Просто скажи, что я тебе нужен, просто скажи! – умолял он мысленно, но в ответ лишь тишина. – Скажи сейчас – завтра будет поздно! Три слова: ты нужен мне. И ты меня снова спасешь. Не убивай безразличием! Не убивай…»

Он ждал, но она молчала. Таяла последняя надежда.

Она молчала. Сердце, сбиваясь с ритма, вопило: «Позови!».

Она молчала.

Он сдался. Прижался к ней щекой, шепнул чуть слышно:

– Можно… я останусь?

Не выдержал. Сам спросил. Попросил.

Попросил? Да это была мольба, последняя просьба обреченного, за которой лишь край.

Настина рука, ласкавшая его волосы, замерла на миг, потом снова погладила мягко. Она молчала.

Он ждал.

– Нет, уходи, Эл! – наконец выдохнула Настя. – Ступай-ка лучше спать!

Вот и всё. Конец.

Уходи.

Не спасла.

Свет погас. Могильная тьма отчаяния накрыла с головой. Сердце вздрогнуло и умолкло. Он больше не слышал его ударов. Посмотрел снизу вверх. Поднялся…

– Светлой ночи, Дэини! – Эл коснулся губами её виска, запоминая родной до боли запах кожи.

– Светлой ночи! – она опустила в пол изумрудные глаза.

У самого порога Ворон обернулся на напряжённо застывшую рыжую девчонку, похожую на прекрасную каменную статую.

Интересно, а она поняла, что сейчас сделала? Поняла, что он стоял на краю, и она только что столкнула его в пропасть, в беспросветную, как смерть, Бездну.

***

10. 10 В ненастную ночь

В ненастную ночь

Встану, выйду, хлопну дверью я –

Тишина вокруг села –

Опадают звезды перьями

На следы когтистых лап.

Наталья О’Шей

В Орсевилоне пришлось задержаться ещё на несколько дней. Стараниями миледи Вилирэн Эл быстро шёл на поправку. Но всё-таки единогласно было принято решение дождаться, пока рана затянется немного и не станет так сильно досаждать ему в пути.

Ехать в седле Ворон, конечно, способен, но дорога есть дорога. Вдруг случится новая драка, нападение, а у него только правая рука боевая, да и то – одно название.

Мать Даларда искренне обрадовалась тому, что гости задержатся. Особенно после того, как ей сообщили, что ненавистный милорд Клаф на рассвете спешно покинул их замок, сославшись на срочные дела, и даже оставил для Даларда двадцать фларенов – прошлогодний долг.

Хозяйка, разумеется, сразу поняла, чьих это рук дело, и прилюдно выразила благодарность Эливерту. Атаман скромничал и своих заслуг не признавал. Но она на радостях даже поцеловала его в макушку, при всех, совсем не аристократично, скорее, почти по-матерински.

Ужины в замке каждый вечер напоминали торжественные пиршества. Нередко они все вместе подолгу сидели в том самом зале с камином, пели под келлроу, пили вино, шутили и смеялись.

Ворон смеялся вместе со всеми. Так было проще.

Наутро он нацепил привычную маску неунывающего паяца и носил её теперь, не снимая.

Любезничал с миледи Вилирэн, поминутно выражая свою благодарность за заботу. Пресекал попытки Эрид заигрывать с ним, аккуратно и любезно, чтобы не обидеть случайно эту малявку, возомнившую себя взрослой, но при этом не подпустить юную кокетку слишком близко.