- Отец Лукас! Вы здесь?

Из-за статуи вышел огненно-рыжий великан с огромными ручищами и бородой, заплетенной в косу, перевитую жемчужной нитью. Казалось, черная мантия вот-вот затрещит на нем и разорвется. Увидев нас, великан ахнул и едва не споткнулся.

- Генрих! – воскликнул он и направил на принца указательный и средний пальцы левой руки. – Рассыпься именем святой Гирши, нечисть!

Разумеется, ничего не произошло. Генрих лишь рассмеялся.

- Отец Лукас, я жив! – сказал он, и великан, больше похожий на викинга, чем на священника, тотчас же сгреб его в такие крепкие объятия, что мне показалось, будто я слышу треск костей.

- Живой! – пророкотал отец Лукас. – Как, во имя всех святых? Как ты выжил, ответь!

- Я все расскажу, - произнес Генрих. – Но пока нам нужна горячая ванна и чистая одежда. Поможешь?

- Ну конечно, дружище! – воскликнул отец Лукас, и мы пошли следом за ним мимо статуи со снопом. Когда я прошла рядом со святой Гиршей, храм вдруг наполнился мелодичным перезвоном, словно где-то высоко-высоко застучало бесчисленное множество серебряных колокольчиков.

Я остановилась. Почему-то меня вдруг бросило в жар. Ощущение было таким, словно голова статуи повернулась, рассыпая кудрявые волосы по мраморным плечам, и святая с интересом посмотрела на меня.

Я прекрасно видела, что статуя остается неподвижной.

И знала, чувствовала всей своей внезапно вспотевшей кожей, что она смотрит на меня. Ее взгляд был заинтересованным и добрым, словно святая Гирша встретила родственницу, которую никогда не видела.

- Что случилось? – удивленно спросил Генрих. Лицо отца Лукаса сделалось одновременно удивленным и каким-то спокойным, словно он убедился в чем-то, о чем думал много лет.

- Ты не отсюда, - произнес он, глядя мне в глаза. – Верно?

- Верно, - кивнула я, не в силах отвести взгляд. Глаза отца Лукаса были пронзительно голубыми, и я вдруг увидела его совсем молодым, в белой рубахе, кожаных штанах и с тяжелым боевым молотом в руке. Когда-то он был не священником, а лихим воином, и ветер пел в его волосах песню победы.

Отец Лукас кивнул.

- Как и святая Гирша, - сказал он. – Апокрифы говорят, что она пришла из другого мира, и все ее статуи узнают соотечественников. Вот, тебя узнали.

Я понятия не имела, что можно на это ответить. Просто на меня вдруг навалилась такая усталость, что я удержалась на ногах только из чистого упрямства.

- И часто такое бывает? – спросила я. Отец Лукас ободряюще улыбнулся.

- Первый случай за четыре века, - ответил он. – Идемте!

Комната для паломников, в которую меня привели, оказалась маленькой, но очень уютной. Женщина в белом одеянии, которая прислуживала при храме, пристально осмотрела меня, и я почти услышала, как что-то щелкает в ее мыслях, снимая мерки.

- Одежда будет к вечеру, миледи, - с легким поклоном сообщила она. – А пока отдыхайте.

Я навестила уборную, потом умылась и, рухнув на койку, застеленную серым полотном, провалилась в сон и проспала до вечера.

Мне ничего не снилось.

Проснувшись, я увидела, что на стуле лежит несколько свертков. Распотрошив бумагу, я вынула чулки, корсет, панталоны, нижнюю рубашку, пышную юбку и блузу с кружевным жабо и рукавами-фонариками, и поняла, что теперь мне придется привыкать к тому, что одевание займет не меньше часа, и вся одежда окажется отчаянно неудобной и будет тереть и жать во всех местах.

Однако к своему удивлению я справилась со всем очень быстро. Одежда оказалась непривычной, но достаточно удобной. Расчески, к сожалению, не было – что ж, выйду из комнаты растрепанной.