До моего родного поселка было всего два километра. Два. И я дома. Я могла дойти пешком. Через четверть часа уже показывала бы сестрам свой новый маникюр. Но я доверилась давнему другу семьи. Я села в его машину…
— О, Аллах, забери мою душу! — рыдала мама, когда я вернулась домой в слезах.
Сестер она сразу отправила в сад бороться с сорняками. Брат еще был в автомастерской, а папа в отъезде. Мама остервенело отстирывала мое платье от девственной крови и молила Всевышнего о смерти. А я, забившись в угол, больше не чувствовала себя живой. Плакала от боли, что скручивала все мое тело, и ждала хоть каплю маминой ласки. Вместо нее получила несколько ударов хлесткой мокрой тканью платья и нескончаемый поток проклятий. Даже мама ненавидела меня, а не изнасиловавшего меня ублюдка. Отец и подавно не понял бы.
— Только посмей рассказать кому-нибудь! — угрожала мне мама. — Я собственными руками задушу тебя, поняла?! Ты лишишь нас всего — уважения, чести, достатка! Без Галаева наш бизнес превратится в пыль! По миру пойдем, распутная девка!
— Об этом все равно узнают! — всхлипывала я, сильнее раздавливаясь под грузом маминых обвинений. — Через полгода я выйду замуж за Дамира. У нас состоится брачная ночь…
— У нас есть полгода! Что-нибудь придумаем…
И мама придумала: накопила деньги тайком от отца и отправила меня на гименопластику. Проблема казалась почти разрешенной. То, что творилось у меня внутри, маму не волновало. А я надеялась, что любовь Дамира излечит мою ноющую рану. К тому же Мансур сообщил отцу, что не сможет приехать на нашу свадьбу из-за какой-то важной конференции в Лондоне. Я восприняла это как знак прощения.
Напрасно.
Правда всплыла наружу, свадьба сорвалась, а я стала женой иноверца.
До сих пор не знаю, как отреагировал Галаев на тот скандал. Но до меня он так и не добрался. Полтора года, что я госпожа Ярославцева, Мансур преследует меня лишь в жутких воспоминаниях…
Задержав взгляд на туфлях Руслана, хватаю их, выскакиваю на балкон и не глядя вышвыриваю. А те, вместо того чтобы приземлиться где-нибудь посреди сада, прилетают прямо в лобовое стекло подъезжающей машины мужа.
Ахнув, закрываю рот обеими руками и таращусь на заскрипевшую трещину. Так я мужа с работы еще не встречала.
Охранники мгновенно вынимают пистолеты из кобуры и оглядываются, а Валентин Борисович, выйдя из машины, озадаченно смотрит на туфли на капоте, на испорченное стекло и только после — на меня.
— Майя, будь любезна, спустись на пять минут, — просит предельно терпеливо, но явно намерен ругаться. — Нам нужно серьезно поговорить.
Кивок — все, что я могу выдать в ответ. Мужу этого больше чем достаточно. Достав из машины кейс, он отдает охранникам распоряжение в отношении туфель:
— Уберите это. И отгоните машину на замену стекла. Завтра она мне понадобится.
Под его прискорбным взглядом я скрываюсь в глубине своей комнаты, закрываю балконную дверь и задергиваю портьеру. Будто это спасет меня от грядущего разговора.
Заставлять мужа ждать нехорошо. Поэтому я даю себе минуту успокоиться и выхожу из комнаты. Руслана и Эллы поблизости нет. Мокрые следы уходят дальше по коридору и прекращаются перед дверью гостевой. Отлично! Они ушли, и я могу благополучно встретить мужа, не начиная вечер с претензий к его внуку.
Пиджак и кейс Валентина Борисовича лежат на диване, когда я спускаюсь в гостиную. Сам он, бултыхая кубики льда в стакане воды, ослабляет галстук. Устало громоздится в хозяйском кресле, делает глоток и всецело сосредотачивается на мне.