— Он тебя любит, — озвучивает всем известную истину Раиса Леонидовна. Только делает это не с приветливой улыбкой, а тоном, которым с успехом можно было бы сказать: «Будь ты проклята за это!»
Я не ошиблась, решив, что Валентин Борисович не испытывает никаких романтических чувств к няне своих детей. А вот она долгие годы страдает из-за неразделенной любви. И естественно, меня считает едва ли не разлучницей.
— Разве это плохо? — отражаю в тон.
Раиса Леонидовна молча поджимает губы. На нее я никогда не жалуюсь мужу, но и сама за себя постоять могу. Эта женщина попросту устала воевать со мной. Мои нервы и выдержка оказались прочнее, чем ее.
— Майя, я скоро начну ревновать! — Вышедшая в сад Элла забирает своего сына у няни и крепко-крепко прижимает его к себе, с закрытыми глазами вдыхает его запах, гладит по головке, что-то нежно шепчет ему на ушко.
Самир — весь мир для Эллы. Без него она была бы слепым котенком в этой жестокой реальности, потому что, в отличие от меня, не привыкла решать свои проблемы самостоятельно. Он придал смысл всему, стал ее целью. Но именно сейчас ее настроение максимально прекрасное. Для нее визит Руслана — настоящий праздник.
— Ты мой сладкий, — приговаривает она, стискивая его в своих объятиях. — Жизнь моя… Идем умоемся и познакомимся со старшим братом.
Я опасливо смотрю на дом и, отвернувшись, вздыхаю. Значит, Руслан не спешит убираться восвояси. Что ж, тогда отсижусь в своей комнате, пока он восстанавливает порванные семейные узы. Хватит с меня драм. Я и одной нашей встречей сыта по горло. Вернее, двумя. Возможно, он не помнит тот случай, а у меня до сих пор колени подкашиваются от нашего столкновения в аэропорту. Никогда бы не подумала, что так хорошо запомню наглого незнакомца с синяком на скуле и откровенно непорядочными манерами. Но внутренние демоны распорядились иначе, подвергнув меня пытке: его образ по сей день преследует меня во снах.
Вернувшись в дом через кухню, я отключаю духовку и отправляюсь к себе. Почти отведываю вкус победы, не попавшись на глаза Руслана, но когда запираю дверь и оборачиваюсь, цепенею в ступоре.
На моей кровати лежат мужские вещи! Брюки, рубашка, пиджак. А возле нее — туфли. Это не просто невоспитанность, это хамство!
Я даже опомниться не успеваю, как из ванной выходит старший внук этого дома. Мокрый, довольный, разомлевший и голый! Я ахаю, безотчетно опустив взгляд на причинное место и пальцами вцепившись в дверную ручку.
— Стучаться надо, бабуль, — самодовольно усмехается Руслан и с ленцой оборачивает бедра полотенцем.
Я в каком-то неизбежном принуждении слежу за каждым его движением. Ловлю каждый миг, бессознательно испытывая некое эстетическое удовольствие. Это как любоваться потрясающим произведением искусства, зная, что оно символизирует порок. И стыдно, и глаз оторвать не можешь.
Дамир всегда поражал меня своей мускулатурой, да и мой брат следил за своей мышечной массой, но таких форм я еще никогда не видела. Широкая грудь, рельефный живот, узкие бедра, упругие бицепсы, канаты набухших вен. При каждом жесте и шаге сжатые, как пружина, тугие мышцы перекатываются под смуглой кожей привлекательного бронзового отлива. И от мысли, какой недюжинной силой обладает это тело, меня целиком сводит судорогой. Кажется, мурашками покрываюсь от мочек ушей до мизинцев на ногах. А в затылке будто кто-то скребет мелкими ноготками, распуская дикие электроимпульсы, жалящие в нервные окончания.
Я, еле живая, наблюдаю, как он приближается к комоду, выдвигает ящик и, пальцем подцепив мои трусики, бессовестно вертит их в руке.