Я переобуваюсь в домашние тапочки и отправляюсь на поиски кухни. Еще спускаясь по лестнице, слышу громкие голоса. По всей видимости, они доносятся из гостиной или рабочего кабинета, где Валентин Борисович ругается с детьми. Я осторожно крадусь по первому этажу, слушая, как мой муж уже спокойнее говорит взбесившейся Элле:

— Похоже, иногда надо рационально подходить к отношениям. Поучилась бы у своего брата. К чему его мятеж привел? К тому, что мой старший внук, первый наследник целой империи, позорит нашу фамилию.

— Ну спасибо, бать, — недовольно фыркает Богдан. — Другого примера не нашлось. Может, с себя начнешь? Ты меня-то как заделал? А мать Эллы где подобрал? Про Майю я вообще промолчу…

Жаль, что я внесла раздор в эту семью, но вмешавшись в их разговор, сделаю только хуже. Тогда и Валентин Борисович во мне разочаруется.

Мне вполне достаточно того, что я услышала. Моя жизнь в семье Ярославцевых началась не с теплых объятий, не с праздника. Впрочем, в любой другой меня не приняли бы дружелюбнее.

Потыкавшись в пару дверей, я все же отыскиваю кухню. Хорошую хозяйку интуиция куда нужно приведет. Порыскав по большим шкафам, открываю холодильник и прикидываю, что могу приготовить из имеющихся продуктов. Тут маловато пряностей, но много мяса, так что голодным никто не останется.

Надев передник, начинаю выставлять посуду на стол, но от волнения роняю стеклянную чашку. Та, упав мне под ноги, разлетается на мелкие осколки, усыпав весь пол и звонким эхом разлетевшись по стенам всего дворца.

От обиды тут же наворачиваются слезы. Первый раз на кухне мужа, а уже минус посудина. Достав мусорное ведро, снимаю с него крышку и собираю большие куски стекла.

Валентин Борисович первым влетает в кухню, за ним — Богдан и Элла. Все трое растерянно смотрят на меня.

— Извините, — бормочу виновато, — я сейчас все уберу. Я просто хотела приготовить обед.

Элла присвистывает, поведя бровями. Она считает меня дурой. А ее брат дергает ее за локоть и тянет на выход.

— Наверное, в этой семье лучше каждому заняться своей личной жизнью, — говорит он Валентину Борисовичу. — Счастливо оставаться. Со своей молодой женой.

Я продолжаю собирать осколки, игнорируя иронию Богдана и Эллы. Их тоже можно понять: я появилась из ниоткуда. Девушка с мутным прошлым, которая настораживает их одними лишь манерами.

— Майя, встань! — велит Валентин Борисович, когда его дети уходят.

— Я еще не закончила…

— Встань.

Отряхивая руки о передник, медленно поднимаюсь и смаргиваю слезы.

— Вы ругались из-за меня, — лепечу виновато.

— Нет, не из-за тебя, — отвечает мой муж. — Из-за выходок Эллы и Руслана. Совсем от рук отбились, — ворчит он, кулаками опершись о стол. — Стоило мне уехать на несколько дней, как устроили какие-то нелегальные бои.

— Ваш внук дерется? За деньги? — переспрашиваю я, затаив дыхание.

— Тебе не нужно его бояться. К счастью, он только что улетел в Америку, и надеюсь, останется там навсегда.

— Я не сказала, что боюсь его. — Я прикусываю язык. Валентин Борисович не должен догадаться, почему с недавних пор меня интересует умение постоять за себя, дать отпор кулаком, и я ищу хорошего тренера. Тем более в этом доме мне уже ничего не угрожает. Поэтому я меняю тему разговора: — Пожалуйста, только не ругайте вашу служанку Ольгу. Ее здесь не было, когда я вошла.

— И не будет. Она уволилась сегодня утром. Так что, если тебе нравится готовить, кухня в твоем полном распоряжении. Я с удовольствием попробую пахлаву, сделанную твоими руками, — наконец смягчается он. — А о моих детях не думай, Майя. Они смирятся.