- Может, заболела твоя Авдотья.

Разговор был неприятен.

- Всегда здоровая была…

- Прекрати.

Следовало бы прикрикнуть на девку, чтоб перестала языком да попусту молоть. А он слушал.

- Здоровая, мне ль ни знать, - Малушка всхлипнула тоненько. – Я ж при ней была… волосья чесала. Красивые были. Мягкие да гладкие. А волосья у бабы – первое дело… когда волос тусклый, то хворь внутрях сидит. У нее ж гладенький…

Зашелестело что-то, и стихли голуби, а старый отцов жеребец, которого в доме держали из памяти о славных его, конских, годах, всхрапнул, вскинулся, застучал копытами по настилу.

И холодком потянуло.

Жутью.

- Она мне жаловалась, что батюшка ваш переменился. Вы-то за книгами его не видите, а он иным стал. Молчит…

…отец никогда особой разговорчивостью не отличался. А что изменился, так все меняются. Отец же с братьями рассорился, хотя и не говорил о том Илье, да Ильюшка не слеп и не глух, знает, что в мире делается. Не по нраву отцу царева женитьба, и жена его, и то, что в тереме творится…

- …а глянет, так прямо душа наизнанку, - Малушка плакала, уже не чинясь, и слезы по лицу растирала с соплями вместе. – Ваша матушка сказывала, что про нее вовсе забыл… а прежде любил крепко… теперь и не кажется, а глянет и перекривится весь…

…бывает.

Да, отец матушку любил, пусть и не ровня они, пусть и глуповата, всполошна, склонна к пустым истерикам, но любил ведь.

- …кошка наша сгинула… и куры черные повывелись все… а на птичьем дворе их не одна дюжина была… повадился шашок таскать… только никакой не шашок это… шашку что белая, что рябая, что черная – едино, этот же только черных и перебирал… козла батюшка ваш прикупил. А после тот козел и сгинул.

Она лепетала всякую чушь, и от этого лепета начинала болеть голова.

- Матушку вашу вниз повел. И она пошла. Своими ногами пошла. Была здорова и весела. Волос я ей заплела на две косы, на особую манеру. Ленты выбирали вместе. Зеленые. В цвет летника и каменьев, которые в заушницах… а вниз пошла и не вернулась. Меня к ней не пустили, будто бы я за боярыней плохо ходить бы стала… я ее любила, как мамку родную. Она ж ласковая, не злобливая. А когда и прикрикнет, так после повинится… и летники свои, которые поплоше, отдавала… и еще ленты… а они говорят, заболела… вы ее не видели, верно?

И глаза строгие, с упреком.

Оттого, что упрек этот в самое сердце попал, не по себе становится. А ведь и вправду, не видел он матушку. Сначала отец отослал в загороднее поместье, проверять счетные книги. И ведь как чуял, отыскал Ильюшка недостачу да солидную… потом за конями отправил на Вяжницкую ярмарку, тоже ближний путь, но и то верно, что там жеребчики самые лучшие… а потом…

- Что, вспоминаете, отчего вы к матушке не заглянули ни разочку? – Малушка вытерла слезы рукавом. – А и не только вы! Про нее туточки будто запамятовали все… я сама, бывало, весь день кручусь-верчусь… а попадет в руки вещица ее, так и вспомню, что есть у меня боярыня. Болеет… остальных поспрошайте…

- Поспрошаю… тьфу на тебя, расспрошу, - Илья потер лоб.

А ведь и вправду.

Третий день он как вернулся, про матушку же… спрашивал, конечно, спрашивал. Когда приехал. И отец что-то такое говорил… про болезнь говорил? Или про то, что беспокоить ее не надо? Или… она спала? Утомилась? Не желала видеть?

Ведь собирался же идти.

Гостинцев привез.

И еще книжицу, из тех, пустых, которые про великую любовь сказывают. Матушка до чужих любовей очень охоча была… а не понес. Куда подевались?

- Вот, - Малушка пригладила встрепанные волосья. – И сестрицы ваши про нее забыли… но сами переменились… из девок силы тянут… улыбаются, в глаза глядят и тянут… меня к ним пошлют. Сначала Кажинка ходила, которую ваша матушка ключницей ставила… потом Агнешка. А теперь и мой черед. Страшно-то как…