Ну а как тетка-то за руку болезную, которая не болезная вовсе, схватила, так и стала та плакаться, что, мол, смертушку свою чует, вот и решила в последний раз щец откушать. Ага… тетка-то ей разом объяснила, кто такова. И что не лечить прибыла, лечить-то она не обученая, но страдания облегчить.

А ежель не покается обманщица, то и облегчит.

Не ей, вестимо, родным ейным, которые вокруг болезной мало что хороводы не водили…

Там-то все просто… сперва взаправду приболела, спину скрутило крепко. А после отошла, да… понравилось ей болеть. Лежишь на печи, пока все по хозяйству колотятся… красотень.

…у боярыни из всех хлопот хозяйских – жемчугам пересчет весть да ноготки тряпочкою выглаживать, чтоб ровны были да хороши.

- Мне жаль, дорогая сестрица, - Маленка губы поджала и на меня зыркнула, - что тебе приходится выносить все это…

Любляна всхлипнула.

И вновь платочек к глазу прижала. К левому. А правым на меня глядит, и глаз этот, что из стекла сделанный, не живой. И я гляжу, гляжу… а ничегошеньки выглядеть не можу. Уж и так, и этак…

Посидели мы за столом.

А после гостьюшек в покои их я проводила.

Хороши покои.

Ковров в них привезли шелковых, и полы укрыли, и стены, вроде как для теплоты, а что уж там за коврами этими, то… да, может, оно и нехорошо, но вот не было у меня им веры. И гляжу на сестриц, ажно побелели обе. Старшая пальчики к вискам прижала, глазоньки закатила, того и гляди сомлеет. Младшая хлопочет да на меня позыркивает…

Она-то и не выдержала.

- Что за дом этот? И комнаты… никак самые худшие выбрали… конечно, кому мы, сироты горькие, нужны… а ты, жених, скажи, чтоб в другие переселили…

- А чем эти нехороши? – подал голос Илья, порог переступивши.

…значит ли, что не он это? Если сумел? Или… в магии начертательной магии собственно капля, оттого и ненадежною она считается. Да и не полный узор я рисовала, а так… набросок махонький…

- Душно здесь! – Маленка ноженькой топнула.

- Окошко открой.

- Тогда холодно будет!

- Шубу вздень.

- Сквозняки…

- Перестань, - Илья к сестрице подошел, - раньше ты не была такой капризной.

- Раньше и ты не был таким равнодушным…

А у самой губы-то дрожат, того и гляди расплачется. Но нет, поджала, закусила едва ли не до крови, и к сестрице своей болезной кинулась, обняла за плечи, зашептала, но громко так, чтоб слышали все.

- Ничего, дорогая… вот посмотришь, все еще переменится… потерпеть надобно… самую малость потерпеть…

…от с того дня они в моем тереме и терпели, девок дворовых капризами изводя. То волосы расчесвая, дернуть гребешком. То летник мятый поднесут… иль не мятый, а иного цвету, чем боярыня просила. И все-то им неладно было. Вода для умывания холодна, для питья – горяча. Мед не сладок, яблоки кислы, а еда и вовсе несъедобна. И со мною… в первый-то день еще держалися, а после Маленка в глаза заявила, что, дескать, сама я холопка, а если и не холопка, все одно звания низкого, не достойная и лицезреть боярынь, не то, что за столом одним с ними сиживать и разговорами глупыми докучать.

А я что?

Хотела ответить, да… стерпела.

Не за страху перед матушкой-царицей, но потому как Кирей просил. И Ильюшка, хоть он-то просить не приучен. Явился в первый же день. Стал, глядит так… а глаза больные-пребольные. Да и не утерпела я.

- Что ж ты, - говорю, - добрый молодец и закручинился?

А самой не то смеяться охота, хохотать во все горло, не то слезами дурными зайтися…

- Неужто беда приключилась какая?

- Приключилась, - молвил Ильюшка в ответ, и щеку потер. – Ты сама эту беду видывала…

- А мне мнилося, что не беда это, но сестрицы твои родные, которых тебе возвернули…