Он же ж тяжко вздохнул.

Огляделся.

И спросил.

- Верно, что ты заглянуть в человека способна? В прошлое его? Я… не всегда и все сказать разрешено…

…а коль увидишь, то вины в том, в кого глядишься, навроде и нету.

- Так ты…

Он голову вздернул, что жеребчик, который того и гляди на дыбки подымется, и сказал:

- Гляди, Зослава…

2. Глава 2. О кручинах молодца доброго

Глава 2. О кручинах молодца доброго

Глянула я. Чего ж не глянуть, когда человек сам того просит? Я-то к тайнам чужим попривыкла, а дар тренировать надобно, так мне все говорят. Только как его тренировать? На ком?

На Ильюшке вон.

Сел напротив меня. И вперился взглядом. Глаза пучит, разве что не трескает от натуги, будто бы с того память его наружу полезет.

- Погодь, - я рученькой махнула. – Ты сперва скажи… ты ж сам писал, чтоб их тебе отдали.

- Писал, - кивнул Илья.

- А теперь будто и не радый?

- Твоя правда, не радый.

- Почему?

Тяжко мне с ними, с боярами. Вот у простых людей и в жизни просто. А тут напридумвают себе - в три дня не разгребешься.

- Потому что не знаю, что мне с ними делать… я давно не знаю, что мне делать… - Илья потер глаза, покрасневшие, будто пропыленные. – Мой отец… он был младшим, понимаешь? Есть царь… я его как родню воспринять не способен. Есть дядька Миша, который в Акадэмии ректором целым. А есть мой отец, вроде и маг, а не маг… и ни туда, ни сюда… к государевой службе он не пригодный. Пытался, а ничего не вышло. Нет способностей. Полководец? Тоже никакой… куда ни сунься, а все одно без таланта… как назло…

Память-ледок?

Не ледок, лед старый, сизоватый, огрубевший. Такой и по весне до последнего держится, исходит слезою водянистой, грязною, а все одно не спешит отступать.

Опасный.

В нем, износившемся за зиму, трещины рождаются внутри. С тихим вздохом, со скрипом, человеческому уху не слышным. Только и успеешь, что подивиться, а он уже расползается…

…лед-ледок.

Холод ледника, в котором девка дворовая лежит, ногу подогнувши. Задрался подол, и нога эта, белесая, в синих жилочках, видна.

А еще коса растрепанная.

- Вторая уже, - голос отца доносится словно сквозь вату, Илья не способен отвести взгляда от ноги.

Или косы?

Или лица девичьего, ужасом искаженного. Он ведь знает ее. Авдотья… хохотушка… рыжевата, конопата… всегда с улыбкой, всегда готова угодить, не потому как он боярин, но просто…

- Споткнулась, наверное, - отец повернулся спиной. – Вели, чтоб убрали. И сегодня я жду тебя, Илья. Есть к тебе серьезный разговор.

Авдотью выносили хмурые мужики. При доме они появились недавно, и были мрачны, неразговорчивы. Девки вот те шепталися, хватались за простенькие амулетики.

…не ходи, боярин, - это Малушка, Авдотьина подруженька задушевная.

Одногодки.

Из одного села в дом взяты были. Матушке служили, да как захворала матушка, к ней другую девку поставили, белую и смурную, но отец уверял, что знахарка она, ученая…

…неладно в доме, - Малушка глаза отводит, а те красны. – Не ходи к нему… боярыня-матушка ушла и не вернулась… сестрицы твои… это они…

- Что ты говоришь?

Малушка на конюшне его выловила. Конюшни отцовы Илья всегда любил. Пахло здесь хорошо. Да и тихо было. Кони всхрапывают, голуби курлычут. На сердце покой… вот и пришел, успокоится.

- То и говорю, - Малушка носом красным шмыгнула. – Что неспроста Авдотья сгинула… они это… сначала он подвалы закрыл. С чего? Всегда мы убиралися, не самому же рученьки марать… потом в доме стало неспокойно… Хозяин больше молоко не берет, хотя ж самое свежее оставляем…

Она всхлипнула и не удержалась.

- Авдя сказывала, что боярыни переменилися… что как вниз сходили… силу тянут… она им волосы чешет и слабнет, слабнет… перед глазами мушки скачут… а оне говорят…