Бочки я потрогала. Надо же, будто настоящие.

Гладенькие.

Хорошие.

- Да и сродственник Михеев приболел, вот и не заладилась поездка.

- А…

- Настоящий Михей ногу подвернул, а одну Михалину отпускать отказался, как и прочих сродственников своих, которых за дураков держит. Сам бочки повезет, когда отойдет малость.

- Это, - я только и нашлася сказать, - удачно вышло.

А дед Михей усмехнулся так, кривенько:

- Удача подготовку любит… а Михей свою внучку, которую единственную толковой считает. Вот и припрятывает для нее, когда медяшку, когда две, а когда… приданое собирает, чтоб выдать за хорошего человека…

Я кивнула.

Вот же… не чаяла того, а все одно в чужую жизнь заглянула.

…ехали мы до Полушек, которые аккурат перед столицей раскинулися, мимо дворов постоялых, мимо кабаков и трактиров… выехали за  поля пшеничные, и через лесок сосновый, где нас и ждали.

- Это что дееться-то? Что дееться? – громогласно возмутился дед Михей, поскребываючи лысоватую маковку. – Здоровущие лбы да без дела маются!

Сказано сие было верно.

Как есть маялись.

Кони расседланы.

Костерок на поляне горит. Над костерком – рогатина, на рогатине – котелок, да из новых, неучтенных, поблескивает неопаленным боком. В котелке булькает ушица, и рыбный сладкий дух по всей поляне расползается.

У меня сразу в животе заурчало.

Над котелком Кирей сидит с длинною ложкою деревянной. За его плечами – Еська с Елисеем, без ложек, зато, надо думать, с советами премудрыми, потому как на веку своем я усвоила, что без премудростев ушицу не сварить, выйдет обыкновенный рыбный суп.

Егор на лапнике прилег, под голову седло сунул, в небо пялится.

Думу думает, и по лицу егоному понятно, что дума сия про судьбу всегойнего мира, не иначе.

Емелька ложечку стругает. И во всем этом пейзажу такая благость, что ажно слеза навернулася. Сидят, родненькие, нас ждут.

- Дядько, - Егор глаз приоткрыл, из дум выползаючи, - ехали б вы, куда ехали.

- Ишь, разговорился! – дед Михей кобылку-то придержал и с телеги соскочил с нестарческой прытью. – А тут, за между прочим, мое место! Мы тут с внученькою завсегда останавливаемся, когда из городу едем.

- И что? – Егор открыл второй глаз и, узревши перед собою сухонького да лядащего старичка в дрянном одеянии, оные глаза и прикрыл.

- Траву потоптали! – взвизгнул дед Михей, клюку перехватваючи.

- Дед… - Егор поморщился. А то, голос у деда был пренепреятственный. – Ехал бы ты… говорю…

- А то что?

Кирей от ушицы взгляд поднял.

И усмехнулся.

Узнал?

А если так, то Егору не подскажет, ложку свою переложил из правое руки в левую да помешал варево, на что Елисей с Еською зашипели в один голос. То ли рано мешал, то ли посолонь, когда наоборот надобно. А может быстро аль медленно, кто ж их, мужиков, с рыбацкими их секретами поймет?

- Костеру жжете! За конями не ходитя! Ишь, развалился, простому человеку не пройти, не проехать…

- Дед, - Егор привстал. – Ты бы сумел, а? А то ж не погляжу, что старый…

- А ты и не гляди! – дед Михей подскочил к Егору и по ногам клюкою перетянул. – Не гляди, что я старый! Небось, силенок хватит, чтобы бестолочь этакую жизни поучить…

Этакого оскорбления Егор терпеть не стал. Ох, и взвился он, что кошак, которому под хвоста хрену плеснули. И на деда кинулся. Да только того деду-то… оно ж лишь мниться, что соплею перешибить можно.

- Старых забижать?

Дед в стороночку отступил и Егору по плечах клюкою вдарил.

И по заднице.

И после… я только вздыхала, на царевича глядючи. Гонял его дед Михей по всей поляне, а Егор злился. Пыхал. Матюкался… по-простому матюкался, без изысков. А добраться до деда не умел… когда ж, вовсе озверевши, сотворил на руке огневика, дед головою покачал.