- Учишь вас, учишь, а без толку…

И бровкой от так повел, отчего огневик прямо на руке и развалился, жаром шкуру царевичеву опливши. Ох, и заорал Егор! Все окрестные птахи над рощицею взвились.

- Не ори, - сказал дед Михей голосом не своим, но Архипа Полуэктовича, и дланью могучею сказанное подкрепил. Оно и верно, с дланью как-то надежнее будет. – Сам влез, так что терпи…

Я только лицо за руками спрятала.

И жалко было мне царевича, которого и в листьях прошлогодних изваляли изрядно, и в грязи, а после своим же огневиком подпалили, и смех разбирал. Уж больно лицо Егорово сделалося обиженным.

- Но…

Он руку свою к груди прижал.

Опалило, но не сказать, чтоб сильно. Шкура красная, да без пузырей и не облазит. Болюче, правда.

- Помоги этому олуху, внученька, - передразнил деда Михея наставник, исконный облик свой принимаючи, - А ты, дурень, другим разом не гордостью боярскою, но головой подумай. Ишь… решил, раз дедок, то и обидеть можно?

- Вас обидишь, - пробурчал Егор и головой потряс, пытаясь от листа осинового, в кудри вбившегося, избавиться. – Если б я знал…

- А ты не знал? А вы?

- Ну… - Кирей ложку свою Еське передал. – Я сигналки ставил. Не одна не сработала, хотя должна была бы… значит, если это и телега, то не простая… а на непростых гостей лучше поглядеть для начала…

Евстигней кивнул и молча показал пару ножей, которые в ножны отправил.

- Запах прежний, - дернул носом Елисей.

А Ерема только кивнул, мол, прежний.

- И ведро на телеге с моей меткой, - добавил Еська и отступил на всяк случай. – А что? А вдруг бы потерялись? Да я ж свою метку… ее обыкновенному человеку не видно!

- Ишь, умник, - Архип Полуэктович к котелку подошел. – Рыбу где брали?

- Так… Лойко еще вчерашнего дня наловил. Всю ночь просидел, а теперь вон… - Еська указал на кучу листвы, в которую боярин и закопался по самую маковку. Спит, стало быть?

…и что это за сон, если его даже вопли Егоровы да ругань Михея не перебила? Уж не тот ли, не мертвый… или просто полог тишины поставил? Полезная штука, когда выспаться надобно. От комаров опять же спасает.

- Понятно, а ты, внученька, не сиди сиднем… помоги этому…

Егор руку протянул и отвернулся, только щеки запунцовели. Стыдно ему было? За что? За то, что наставника не распознал? Аль за то, что его, боярина, дед какой-то по поляне гонял.

Руку я мазью обмазала да словом заговорила, к утру пройдет.

- Ты… спасибо, - сказал Егор и отвернулся.

Подбородок вздернул.

Ага, гордость очнулася, значится, жить будет.

Я в стороночку отошла, подальше от Егора, поближе к телеге. И вправду, делов ныне хватит. Вона, надобно миски отыскать, скатерочку какую-никакую. Хлеба порезать, сальца. Были в телеге и огурчики соленые, капусточка, да и пирогов мне Хозяин в дорогу собрал цельную корзину, чтоб, значится, не оголодала.

- Думаете, не поняли… - Еська, бестолочь этакая, пирожок слету и ухватил да, разломивши пополам, обе половины в рот и сунул.

- Думаю, что есть шанс, - Архип Полуэктович на седло сел, ноженьки перекрестил, руки на коленях поставил. – Пока мы с вами едем… а там будет видно.

И от пирожка кусочек отщипнул.

Потянул носом.

- Переварите, ироды… кто ж ершей столько вываривает? Никакого умения, - пробурчал и ложку отобрал. – И тмином попортили. Нельзя в уху тмин сыпать!

Вскорости сидели мы тесным кругом, ушицу пробуя.

Ой, хороша была…

…а к утрецу еще один экипаж прибыл. Как экипаж, телега обыкновенная, не самая новая, однако крепкая еще. Тянула телегу кобылка соловая, а правил ею паренек вихрастый с конопатым носом. Промеж же мешков – может, с пшеницею, может, с шерстью, а может еще с чем, две девки сидели, одна носатая да косоватая, другая – рябая, что яйцо перепелиное. И обе жизнею крепко недовольные.