За телегою ж мужичок брел, лысоватый, в мятой одежонке.

- Долго ходите, - Архип Полуэктович над костром рукой провел, и притихло пламя, ушло в угли, а угли в землицу. Выпрямилась измятая трава.

Распрямились ветки…

- Да уж, - мужичонка сплюнул. – Кому-то собраться…

- Не понимаю, - рябая девка юбки подобрала да на землю спрыгнула. – Почему мы должны куда-то там ехать? В конце концов, это просто-напросто неприлично! Одни, среди мужчин… что будет с нашей репутацией?

- Не одни, - возразил паренек и ладонями по лицу провел, морок стряхиваючи. – Здесь Зослава.

- О да, целая холопка…

Маленка скривилась.

От же… а под личиною она краше была.

- Зослава – не холопка, - устало произнес Илья, второй сестрице руку подавая. Та, по обыкновению своему бледна и печальна. И с телеги не сошла, почитай, сползла, охаючи да ахаючи. На землицу ступила, покачнулася и едва не упала.

- Ага, княжна… слышали… - Маленка фыркнула и огляделась. – Ты-то и рад будешь нас уморить…

- Прекрати…

…а она взяла и послушала.

От с того дня мы и ехали. На первое телеги Архип Полуэктович со скарбом казенным, коий я ему только доверить могла, а на второй – мы, стало быть, женскою компанией, которая была тесна и тепла, что кубло гадючье.

Следом царевичи, Кирей с Ареем, который невестушку свою, царицей жалованную, седьмою дорогою обходить силился, да Ильюшка, родственною любовью в конец измученный. День так  ехали, другой и третий уж разменяли, и верст не один десяток, а сил моих душевных и вовсе безмерно. И вот чуялось мне, что не за просто так те силы из меня тянули.

Грелося колечко.

Камешки порой так и вовсе вспыхивали гневно, и тогда кривилась Маленка, отступалась и, зарывшись в одеяла, коии вытащили для хворой ейной сестрицы, а оттудова уже принималася стонать громко. Ныне же, в нору свою нырнувши, она носу высунула и громко, чтоб, значит, я наверняка услышала, сказала:

- А платье тебе на свадьбу справим шелковое… видывала я такую ткань, Люблянушка, не ткань – а загляденье. На алом шелку цветы багряные будто бы. И жемчуг россыпью… венчик из каменьев самоцветных, чтоб все видели, не холопку какую в жены берут…

Сказывает и на меня поглядывает.

А я что?

Молчу. Держу вожжи да мыслю об одном, когда-то ж должны мы до деревеньки той добраться, где меня от этое компании избавют.

Надеюся.

Ибо иначей за себя не поручуся. Забить не забью, а вот косы повыдирать – сие самое честное дело…

А дорожка влево свернула.

И вправо.

И стала такой… мы-то и прежде не по тракту цареву ехали, но ехали же ж. А тут… все тесней смыкались колючие стены. Все ниже спускались тяжелые ветви лещины, так и норовя по лицу зеленой плетью хлестануть. Сныть разрослась, а крапивы, той и не видать. Зато расстилаются поля дымянки, хоть ты телегу останавливай и собирай вдоволь. Дымянка – трава полезная. От желудочных хворей да нутра больного, а рядом и толокнянка, и женская трава, которую не в каждым лесу встретишь…

Архип Полуэктович конька своего тронул да вперед выехал.

Принюхался.

- Скоро уже, - сказал он странным голосом. – И вправду, похоже, поехали туда, не знамо куда, да прибудем…

Кирей дивного коня своего по гриве потрепал да, будто прислушавшись к чему-то, сказал так:

- Вода рядом. Заклятая… и магия это древняя, не чета нашей.

- Значится, - Архип Полуэктович парасольку сложил. – Куда бы ни приехали, а к месту…

5. Глава 5. Братовая

Глава 5. Братовая

Елисей слушал лес.

А лес молчал.

Не бывало такого, чтобы живой лес да молчал. Всегда что-то да есть. То ли шелест листвы, в которой возился еж, то ли хруст ветки под лисьей лапой. Вздохи оленей, которые сутью своей чуяли близость волка. И это если птиц не слушать.