– Алексей! – воскликнул он с наигранной радостью. – И товарищи киношники! Добро пожаловать в наше скромное овощехранилище!

Команда выбралась из машины и огляделась. База была типичным образцом советской промышленной архитектуры: серые бетонные ангары, штабеля деревянных ящиков и вездесущий запах квашеной капусты и гниющей картошки.

– Спасибо, что согласились помочь, – дипломатично сказал Михаил, пожимая влажную от волнения руку директора.

– Да что вы, какая помощь! – Владимир Фёдорович явно репетировал эту фразу. – Мы всегда рады поддержать… э-э… культурные инициативы. Образовательное кино о правильном хранении овощей – это же так важно для народного хозяйства!

Алексей похлопал его по плечу, словно старого друга:

– Вот именно, Владимир Фёдорович. Образование – наше всё. Покажите, что вы для нас подготовили.

Директор повёл гостей мимо штабелей моркови и свёклы к дальнему ангару. По пути он нервно пояснял:

– Я всё сделал, как вы просили. Ангар номер три, самый дальний. Там редко кто бывает, только старые поддоны. Ну и того… декорации соорудил из подручных материалов. Вроде похоже получилось…

Открыв скрипучие ворота, Владимир Фёдорович включил свет, и все ахнули от удивления. Пространство преобразилось до неузнаваемости.

Из ящиков от помидоров соорудили офисные перегородки, старые двери от холодильников превратились в кабинеты, а мешки с картошкой под брезентом сгодились на диваны. На стенах висели советские плакаты о пользе витаминов и своевременной уборке урожая – идеальный фон для пародии на статистическое управление.

– Владимир Фёдорович, вы художник! – восхитилась Катя, разглядывая импровизированный офис. – Готовые декорации для абсурдистской пьесы!

Директор покраснел от похвалы:

– Старался… Тут кабинет начальника, там – приёмная, а вон там, за капустой, – зал заседаний. Столы из поддонов сколотил, стулья, списанные из соседнего цеха, притащил. Можете не церемониться.

Сергей уже деловито ходил по площадке, прикидывая ракурсы:

– Освещение слабоватое. Михаил, поставим лампы здесь и здесь, отражатели к той стене, чтобы убрать тени от ящиков.

Работа закипела. Режиссёр с оператором с маниакальной дотошностью выставляли свет, споря о расположении камеры и ракурсах. Их профессионализм абсурдно контрастировал с окружающей обстановкой.

– Нет-нет! – возмущался Сергей, передвигая лампу. – Если поставим здесь, тень от картофельного мешка упадёт прямо на лицо актёра! Это же не немецкий экспрессионизм!

– А может, это и будет наша фишка? – предложил Михаил. – Тени от овощей как метафора советской действительности!

– Метафора метафорой, а Людмилу Прокофьевну зритель должен разглядеть во всей красе!

Катя и Алексей занимались реквизитом. На самодельные столы выкладывались старые накладные на овощи, печатные машинки из конторы базы, телефоны довоенного образца и прочие атрибуты офисной жизни.

– Смотрите, что нашла! – Катя подняла над головой пыльную папку. – «Нормы усушки и утруски картофеля за 1975 год»! Идеально для кабинета Калугиной!

– А я откопал счёты! – ответил Алексей. – Настоящие, деревянные! Теперь наша статистика будет убедительной.

Актёры уже переоделись в принесённые костюмы. Тюрин в мешковатом пиджаке с заломленными лацканами выглядел ещё нелепее, чем накануне, а Ольга Петровна в строгом костюме и с папкой под мышкой стала идеальной советской начальницей.

– Давайте прорепетируем диалоги, – предложил взволнованный Тюрин. – Я всю ночь не спал, грибы снились.

– Бедняга, – Катя сочувственно похлопала его по плечу. – Профессиональная травма эротического актёра.