В комнате началось движение. Алексей, изображавший любопытного Самохвалова, подкрался к балконной двери. За ним потянулись Катя и остальные «гости», создавая комичную толпу подглядывающих.

Тюрин между тем достиг своей цели. Его язык коснулся самого сокровенного места через тонкую ткань белья, и Ольга вскрикнула, вцепившись в его волосы:

– Ах! Новосельцев! Вы… вы…

– Белые грибы, – пробормотал он невнятно, продолжая своё занятие. – Самые ценные… редкие… надо искать в особенных местах…

Толпа у двери ахала и хихикала. Сергей, забыв о своих операторских обязанностях, снимал с выражением полного восторга на лице. Михаил едва сдерживался, чтобы не расхохотаться – сцена получалась одновременно абсурдной и неожиданно эротичной.

Ольга уже не играла – её тело реагировало само. Она раздвинула ноги шире, позволяя Тюрину лучший доступ, и начала тихонько постанывать в такт его движениям. Юбка задралась почти до пояса, открывая вид на происходящее.

И в момент высшего напряжения, когда казалось, что Ольга вот-вот достигнет пика, она вдруг дёрнулась и закричала, как и полагалось по сценарию:

– Уберите его от меня! Немедленно!

Тюрин отшатнулся, растерянный и взъерошенный. Очки съехали набок, губы блестели, а в глазах плясали искры азарта. Он посмотрел на неё и произнёс коронную фразу:

– Вы сухая, Людмила Прокофьевна. Совсем сухая.

Ирония этих слов в данном контексте была настолько очевидна, что вся съёмочная группа не выдержала. Первым прыснул со смеха Алексей, за ним захихикала Катя, и скоро вся комната сотрясалась от хохота.

– Стоп! – крикнула вдруг Катя сквозь смех. – Стоп! Свет упал!

Действительно, одна из ламп с самодельным абажуром покосилась, бросая странную тень на балкон. Это стало удобным поводом для паузы – всем нужно было отдышаться и прийти в себя после увиденного.

Тюрин, всё ещё стоя на коленях, суетливо поправлял Ольге юбку и бормотал извинения вперемешку с грибными ассоциациями:

– Простите, Людмила Прокофьевна… я увлёкся… эти опята… то есть, бёдра… ой, то есть грибы… совсем запутался…

Раскрасневшаяся и растрёпанная Ольга не могла сдержать улыбку и погладила его по голове, будто нашкодившего ученика:

– Ничего, Новосельцев. Для первого дубля весьма убедительно.

– Убедительно? – Михаил наконец отлип от камеры. – Друзья, это было гениально! Тюрин, ты прирождённый эротический комик! А Ольга Петровна – просто браво!

Все захлопали, актёры смущённо поклонились. Сергей полез поправлять злополучную лампу, бормоча о надёжности креплений.

– Так, – деловито сказал Михаил, – перерыв пять минут. Поправим свет, освежим грим и снимем ещё раз. Теперь, когда все расслабились, получится ещё лучше!

– Ещё лучше? – простонал Тюрин. – Я не переживу ещё один такой дубль!

– Переживёшь, – подмигнула ему Катя. – Искусство требует жертв. А Людмила Прокофьевна, кажется, не против повторить урок грибоведения.

Ольга покраснела сильнее, но в её глазах плясали весёлые искорки. Первая сцена удалась на славу, и всем стало ясно: дальше будет только интереснее.

Старенький «Жигуль» Алексея подпрыгивал на ухабах подъездной дороги к овощебазе, отчего съёмочная группа подлетала, словно картошка в кузове грузовика. Серое августовское утро окутывало окраины Москвы промозглым туманом, придавая индустриальному пейзажу вид декораций к фильму о конце света.

– Романтичное место, – иронично заметил Сергей, прижимая сумку с камерой. – Прямо ощущается аромат большого искусства. И капусты. В основном капусты.

У ворот их ждал Владимир Фёдорович – крупный мужчина в телогрейке, с лицом человека, всю жизнь решавшего нерешаемые задачи советского овощеснабжения. Он нервно потирал руки и озирался, словно ожидая внезапной ревизии.