- Помощь нужна? – хрипло, почти шепотом.

- Нет уж, спасибо, - фыркаю в панике, неловко прикрываясь руками.

- Закаляешься?

Он возвращается на медвежью шкуру, садится по-турецки и, не сводя с меня глаз, пьет настойку прямо из бутылки из темного стекла. Жадно, как воду. Если она и правда целебная, то Яр собирается стать бессмертным.

- Кхм-м…

– Если я ляпнул что-то вроде: «Чувствуй себя как дома», то я не совсем это имел в виду. Впрочем… Кто я такой, чтобы осуждать манеры столичных жителей, - тянет со смешком, делает еще глоток.

Вижу, как дергается его кадык. Залипаю на нем, будто это какое-то произведение деревенского искусства. Снова отключаюсь на доли секунды.

Легкий сквозняк обдает живот – и я осознаю, что все еще позирую посередине избушки, как модель брендового белья, угодившая в Китай. Ухожу с «подиума», сгорая от стыда, как будто провалила показ, а единственный зритель забухал с горя.

Выглядываю только после того, как полностью прячусь в длинную тунику. В пушистых носках на цыпочках бреду мимо Яра, который уставился на огонь и размышляет о чем-то. Вокруг сушатся наши вещи, намокшие в озере. Он даже об этом позаботился. Хороший Йети, жаль, что дикий…

Почти добираюсь до дивана, как в спину – или сильно ниже – летит приказ:

- Сюда иди!

- Что? – оборачиваюсь.

Он похлопывает по шкуре рядом с собой. Приглашает, вальяжно расставив ноги…

- У камина теплее, да и поужинать тебе не помешает, - двигается, чтобы освободить мне больше места. – Правда, Тихон нам ни устриц, ни черной икры не оставил. Не обессудь…

- Я не ем морепродукты, - машинально отвечаю, однако вопреки здравому смыслу, шагаю ближе. И еще…

Ступаю на бурую медвежью шерсть, которая совсем не выглядит комфортной. Переминаюсь с ноги на ногу, привлекая к себе лишнее внимание Яра. Он цыкает недовольно, застилает пледом мою половину, дает мне еще один в руки.

- Садись уже, я не кусаюсь. Я делаю больно иначе, - ухмыляется, когда я испуганно икаю, -… но не девушкам, - добавляет негромко.

Я молча свожу брови, оцениваю риски – и не спешу к нему приближаться. Подозрительный… Однако стоять все тяжелее, когда ноги подкашиваются, а тело обмякает и хочет прилечь.

- Свинину я тоже не ем, - зевнув, я киваю на разогретую тушенку в жестяных банках.

- Религия не позволяет? – смеется Яр, накалывает кусок мяса и упрямо протягивает мне. – Попробуй, это не хрюшка.

Вздергиваю кончик носа, принюхиваюсь. Пахнет аппетитно, говядиной… В желудке призывно урчит, и я покоряюсь зову организма. Аккуратно снимаю губами мясо с прибора, настороженно пережевываю, одобрительно хмыкаю.

- Это оленина, - уточняет Яр, и лучше бы он этого не делал.

Надрывно закашлявшись, до слез на глазах, я падаю рядом с ним на колени и хватаю кружку. Обжигаюсь. Дую на кипяток, пью маленькими глоточками.

- Что за чай? – сиплю, с трудом отдышавшись. - Он немного подванивает…

- Не придирайся, я добавил туда настойку. Считай, глинтвейн. Полезно.

- Вы меня спаиваете?

- А смысл? Ты и без градуса весь вечер раздеваешься. То на озере, то в машине, то теперь и дома, - он издевается, однако при этом заботливо подает мне жестянку с оленем. - Закусывай, эксгибиционистка.

Аромат тушенки по-прежнему манит – и я позорно сдаюсь. С жадностью запихиваю в себя мясо, словно голодала несколько дней.

- Удивительно, но это очень вкусно, - бубню с набитым ртом. Запиваю алкогольным чаем и кутаюсь в колючий плед.

Жар приливает к лицу, кровь кипит в венах, тело обволакивает сладкой негой.

Хорошо-то как…

- Запомни этот момент, - тоном мудреца произносит Владимирович и взмахивает пальцем перед моим носом. – Пометь красным сегодняшнюю дату в календаре. День, когда ты почти стала нормальным человеком... Но эффект вряд ли долго продержится.