Кстати, сам экипаж движется невероятно плавно, словно мы не подпрыгиваем на булыжной мостовой, а плывем по спокойным волнам. Страх как хочется рассмотреть, что обеспечивает подобную амортизацию. Я бывало ездила на подводах. Впечатления остались неповторимые, пару раз умудрялась чуть не прикусить язык. И это по асфальту. А тут брусчатка и резины на колесах нет.

― Чего ты вернешься, Вивьен! ― шикает мама. ― Всю прическу растреплешь! Сядь, в конце концов, смирно! Мы уже почти подъехали.

Я замираю и сцепляю руки на коленях. Оставшуюся дорогу стараюсь не двигаться.

Карета плавно сворачивает и через несколько минут останавливается.

— Приехали, — шепчет Гортензия, дрожит от нетерпения и волнуется.

На сиденье напротив презрительно фыркает Селеста. Она во всем копирует маман. Пытается казаться опытной и невозмутимой.

Лакей отрывает дверцу, а у меня впервые просыпается страх — а ну как выдам себя чем-то, и действительно опозорюсь. Может, не стоило мне ехать?

Плохое предчувствие тошнотворным комком оседает в желудке.

Разглядываю все вокруг, чуть не открыв рот от изумления. Подъездная аллея освещена десятками фонариков. Они висят на деревьях и столбцах, мерцают, как гигантские светлячки. К крыльцу один за другим подъезжают экипажи, из которых выходят шикарно одетые леди и джентльмены. Все сияет, блестит, и музыка звучит из открытых окон.

― Чего стоишь? — толкает в спину Селеста.

Маман уже вышагивает впереди словно королева. Шлейф ее платья метет пыль на мощеной дорожке, а длинное перо в высокой прическе колеблется в такт каждому движению.

Я шагаю вперед. Но Селеста наоборот внезапно останавливает.

— Чего тебе? ― рыкаю раздраженно. То толкает, то держит.

― Цыц! Забыла? По старшинству нужно идти, ― хмурится. ― Думаешь, если обручена, так уже впереди меня можно?

Хлопаю ошарашено глазами. И в мыслях такого не было. Но теперь хоть знаю, кто из нас старше.

— Да забирай его себе, этого Спайка, — дергаю плечом, сбрасывая ее руку. ― И милуйтесь на здоровье друг с другом.

— Спайк для тебя, толстушка, — протягивает ладонь, будто хочет ущипнуть за щеку. ― Я здесь для более крупной рыбки…

Уклоняюсь и пропускаю ее вперед.

― Вив, что с тобой?

Это уже Гортензия, она тоже обогнала и остановилась между мной и Селестой.

— Что? ― поднимаю брови.

― Ты какая-то другая… совсем на себя не похожа, ― нерешительно смотрит в глаза. ― Это болезнь на тебя так повлияла? Близкая смерть?

Закусываю губу. Думаю, что, возможно, надо сдержаннее себя вести. Но просто выворачивает от мысли, что мной будут помыкать как несчастной Вив. Даже на минутку представить не могу, что разрешаю с собой так поступать. И если Селеста еще пытается продолжать гнуть линию привычного поведения, то Гортензия боится и слово произнести.

― Скорее жених… Бывший жених, ― нахожусь с ответом. — Он прекрасно дал понять, какой я была дурой и как все этим умело пользовались, — внимательно смотрю в ее глаза. И сестра смущенно отводит взгляд.

— Цыплятки! Что вы там застряли? Быстрее! ― маман неожиданно осматривается и понимает, что ее выводок скопился в самом начале дорожки.

— Бегом! — торопит Селеста, всегда готовая по первому щелчку пальцев слушаться маман. ― Дома наговоритесь! Я вижу, что лорд и леди Барроуз уже ждут нас в дверях, чтобы поздороваться.

Мы трогаемся гуськом, действительно как цыплята за наседкой. И уже там, в дверном проеме, выстраиваемся в шеренгу. Приседаем в поклоне. Я старательно копирую движения маман и сестер. Выходит кривовато. Но мне почему-то кажется, что Вив и так была немного неуклюжа.