А теперь интересно, как маман отреагирует на мое самоуправство.

***

В холле уже ждут собранные сестры. Они действительно невероятно хорошенькие в своих бальных платьях. И похожи друг на друга как близнецы. Впервые задумываюсь, а сколько нам всем лет. Выглядим как ровесницы. Но у кого такое спросишь, не вызывая подозрений?

Гортензия нервно мнет белоснежный веер в руках и кусает губы. Смущается. Она очень неуверенна в себе, и полностью зависима от мнения Селесты. Хотя нежное сиреневое платье ей весьма к лицу, и невероятно красиво оттеняет цвет глаз. Они тоже кажутся сиреневыми, и от этого еще более загадочными.

На Селесте — зеленое, яркое. Волосы завиты и перекинуты на грудь, сверкают золотистым оттенком, выгодно подчеркнутые удачным выбором цвета.

Ну и я ― поросенок в кружеве.

— Ох, ты забыла пудру. Скорее беги наверх, пока маман не увидела! ― первой замечает мою прическу Гортензия.

― Не забыла. Просто не хочу, — спокойно отвечаю.

— Вивьен, ты что задумала? — подключается к разговору Селеста, шипит раздраженно. ― Как без пудры? С такими волосами!

― С какими такими? — невинно смотрю ей в глаза.

Она боязливо осматривается и наклоняется ко мне, будто секрет готовится рассказать.

— Рыжими... — шепчет, будто я не видела себя в зеркале.

― И?

― Рыжий обычно у… у… ― бросает беспомощный взгляд на Гортензию.

Но та стоит свекольная, даже дышать боится.

― У девушек… у леди… в доме терпимости… ― последнее слово говорит одними губами. Почти неслышно.

Теперь и ее щеки пылают.

― Вот прямо по цвету выбирают?

Едва не смеюсь в голос. Ну что за ерунда!

— Просто у рыжеволосых очень пылкая натура, — кусает губы. ― Не получаются из них верные жены.

― А что блондинки не изменяют, или брюнетки? ― уже не сдерживаю хохот.

― Ну конечно и такое бывает. Но рыжеволосые чаще, — нравоучительно изрекает. — Понятно, что пудра не скроет цвет полностью, но хоть не будешь так вызывающе выглядеть. Демонстрировать пошло! Как будто ты готова… будто ты приглашаешь… Предлагаешь… ― фразу она не заканчивает, совсем сникнув.

Я закатываю глаза. И именно в этот момент слышится гневный крик маман.

— Вивьен!

Мои волосы несомненно видны с лестничной площадки. Леди Роуз замерла на ней, как статуя, приложив ладонь к груди. Нетрудно догадаться, что ее так поразило.

― Пудры не будет! ― кричу в ответ.

Она белеет. Отмирает. И быстро сбегает вниз. Служанки спешат за ней, едва не падают, готовы в любой момент подхватить хозяйку — вдруг потеряет сознание от потрясения.

― Или я еду так, или никак! ― добавляю.

― Да… да как ты…

Демонстративно складываю руки на груди.

— Или так или никак, — повторяю. ― Нести меня будете?

— Позор, позор, — вздыхает маман. Прижимает ладонь к глазам, словно ей стыдно смотреть на мой рыжий цвет.

― Идемте, цыплятки! ― наконец говорит, удивляя таким быстрым согласием. Я ожидала гораздо более ожесточенного боя. Невольно просыпаются подозрения. Только что уже поделаешь.

Мы вереницей покидаем холл.

Во дворе ждет карета. Прямо на улице под домом. Мощеная дорога освещена фонарями, соседние дома увиты побегами роз и винограда.

Я оглядываюсь на наш. Восторженно таращусь, приоткрыв рот. Он значительно больше других и красивее. Сразу становится понятно, что здесь живет достаточно состоятельная семья, и проблем с деньгами у Роузов нет. Видно покойный лорд был довольно умным, и заботился обо всем. Даже после его смерти семья не нуждается.

― Чего застыла? Садись! ― дергает за рукав Гортензия.

Я безропотно ныряю в карету. Она влезает следом. И мы трогаемся.

Стараюсь не пялиться, не показывать удивления, хотя сама время от времени щипаю себя за руку. Кажется, что в сказку попала: кареты, бальные платья, прием.