Но маленькие остатки сомнений еще немного терзают, и я время от времени пытаюсь вызвать пульсар. Правда, только в ванной у воды, чтобы сразу потушить.

Со своими мыслями и переживаниями совсем забываю о вечере у леди Берроуз. После завтрака сажусь читать учебник по всемирной истории — надо же знакомиться и с соседними государствами — и совсем теряю чувство времени. Только когда в комнату вбегает Мэри с поросячьим платьем в руках, а Сара направляется набирать ванну, у меня закрадываются смутные подозрения.

Откладываю книгу, сажусь на кровати и неуверенно спрашиваю:

― Сегодня воскресенье?

Мэри, которая как раз вешает платье на дверцу шкафа, поворачивается так быстро, что поток воздуха всколыхивает приторно-розовый подол.

— Конечно, леди Вивьен. И радость-то какая, наконец, хоть из четырех стен выберетесь. Развлечетесь, потанцуете…

Я угрюмо смотрю на наряд. Что-то меня грызут сомнения, что кто-то рискнет пригласить жабу в розовом безобразии. Одно радует — на воротнике белеет кружево. Мадам Жельбен выполнила просьбу. И я все больше и больше начинаю испытывать симпатию к этой замечательной женщине.

А дальше Мэри и Сара принимаются усердно готовить меня к выходу в свет. Впервые после длительной болезни. Я безропотно отдаюсь в их руки и будто со стороны наблюдаю за процессом. Новый комплект симпатичного белья, мягкая нижняя рубашечка, платье, которое без корсета сидит довольно-таки неплохо. Кружево действительно прикрывает стратегические места и немного усмиряет яркое господство розового. Я больше не похожа на перетянутую рюмку, из которой торчит тесто. Да, не стройная лань, но и не клоун. Только один раз я решительно обрываю действия своих служанок — когда Мэри тянется за сундучком с пудрой для волос.

— Никакой пудры! — твердо говорю.

Девушка нерешительно замирает.

— Но… ваша маман… — наконец решается пролепетать.

— Вот моя маман пусть и осыпает себя этой гадостью. От нее потом и плечи, и руки, и лицо кажутся грязными. Будто у меня перхоть. Никакой пудры! Категорически!

— Тогда что? — первой приходит в себя Сара. Ее холодный подход и внутренний стержень мне импонирует, и я хитро смотрю из-под ресниц на служанку.

— Давайте просто их расчешем и как-нибудь закрутим на затылке. А несколько локонов можно пустить на плечо. И, Мэри, сбрызни их водой, тогда сами локоны станут аккуратными, а я перестану напоминать одуванчик. Вообще после мытья попробуем не расчесывать. Пусть высыхают так. Промокнем шелковой тканью. Вот увидите, они станут довольно милыми.

Служанки смотрят, как будто у меня две головы внезапно выросло.

— Прочла, — развожу руками. Не говорить же им, что имея на Земле такие же кудри, давно пользуюсь "кудрявым методом" и расчесываю волосы до мытья, а не после. Конечно, здесь нет фена, пенки для фиксации и бальзама. Но должно выйти неплохо. Во всяком случае не хуже, чем сейчас. Потому что в данный момент я действительно похожа на одуванчик.

Мэри немного сомневаясь, все же принимается выполнять приказ. Сара находит в шкафу шелковый палантин.

— Это пригодится для вытирания, — показывает кусок ткани, киваю и с удовольствием смотрю, как пушистые волосы завиваются в тугие спиральки.

— А теперь вот так, — забираю палантин и начинаю аккуратно промакивать каждую пружинку. — Тогда не разрушается структура локона, и волос не пушится.

В общем, когда все приготовления заканчиваются, то, что вижу в зеркале не то чтобы устраивает, во всяком случае ужаса не вызывает. А прической вообще остаюсь довольна. Высокий пучок придает стройности всей фигуре, а кудряшки — кокетливости. Вивьен действительно очень мила. Уверена, я еще буду красавицей. Только нужно подобрать собственный стиль и подчеркнуть преимущества.