Сир Альвин, видимо, посчитав, что тема разговора становится скользкой, поспешил переменить его и вспомнил о рыцаре, за которого я, собственно, замолвила словечко в начале этой беседы.

- Стало быть, сиру Рэндольфу нужна крыша над головой?

- И крыша, и ночлег, и уход, – подхватила я, внутренне замирая: а-ну как откажет? Я уже поняла, что настроение у моего условного родителя как те пресловутые качели – то вверх, то вниз – уж очень оно, мягко говоря, нестабильное.

- Надолго? – коротко спросил сир Альвин, и мне показалось, что его седые кустистые брови угрожающе зашевелились.

- Не могу знать, батюшка, – елейным голоском ответила я, продолжая разыгрывать из себя паиньку, – может, дней пять или шесть. Завтра вечером в Бейль заглянет костоправка – вот она и скажет, когда сиру Рэндольфу можно будет встать на ноги.

- Ладно, – после короткой паузы, во время которой я стояла будто онемелая, боясь шелохнуться, милостиво проговорил сир Альвин, – пусть пока остаётся.

Услышав желанные слова, я расслабилась и даже заулыбалась. Но тут же подобралась как примерная ученица, когда сир Альвин, подняв вверх указательный палец, прибавил строгим голосом:

- И чтобы никаких глупостей!

Я так и не рискнула уточнить, что он имел в виду, хотя некоторые догадки на этот счёт промелькнули в моей голове. Вот только я не была уверена, что Рэндольф, в своём нынешнем состоянии, способен на какие-либо шалости или даже лёгкий флирт. Следовало учитывать не только его физическую слабость, но также то, что Рэндольф очень хорошо воспитан. Я бы сказала, до невозможного хорошо воспитан. Этакий образцовый джентельмен: порядочный, благородный, с безупречными манерами.

А если быть до конца откровенной самой с собой, то нужно признать и тот факт, что я, как женщина и, следовательно, объект флирта, не вызвала у прекрасного рыцаря ни малейшего интереса. И оставалось лишь гадать, был ли тому причиной мой жалкий внешний вид (вряд ли избитая девушка в грязном платье и с немытыми волосами – да разве только волосами! – имела какие-либо шансы привлечь внимание такого умопомрачительного красавца), или же у Рэндольфа де Мерадэ уже имелась дама сердца.

После того, как сир Альвин дал добро на мою горячую просьбу приютить Рэндольфа, мы с Герардом смогли, наконец, войти в дом в сопровождении Асми. Хозяин Бейля в это время отправился поздороваться со знатным гостем, кликнув с собой слуг, которые помогли бы тому перебраться из повозки в дом.

Когда я очутилась в длинной зале с каменными стенами, с продольными закоптелыми балками потолка и скудной меблировкой, мне вспомнились европейские конференции виноделов, которые зачастую проходили в таких вот средневековых замках. Правда, в моём времени и в моём мире старинные замки, благодаря усилиям реставраторов и дизайнеров, имели ухоженный, гораздо более презентабельный вид и, наполненные современными декорациями, выглядели намного ярче и жизнерадостнее.

В огромном, на всю стену, камине главной залы замка Бейль пылал огонь – единственный источник света и тепла. Над камином висел щербатый щит с гербом рода де Бейль, изображавшим руку с мечом на красном фоне, что символизировало, как можно было догадаться, отвагу и мужество. А также кровь, пролитую на поле брани. Без сомнения, этот щит принадлежал сиру Альвину и когда-то, в дни жарких сражений, он наверняка не раз спасал жизнь своему владельцу.

Как я поняла, главная зала служила одновременно гостиной и столовой: посередине стоял громоздкий длинный стол из тёмного дерева, на поверхности которого темнели пятна не то сырости, не то жира, а вокруг него располагались грубо сколоченные скамьи и пара табуретов. В одном из углов, под потолком затканным паутиной, находился большой – высотой в половину моего роста – кованый железом сундук с откинутой крышкой, из которого выглядывала целая гора кухонной посуды. С одной стороны залы большой замок, висевший на низкой и узкой двери, указывал, что это кладовая. С другой виднелась спиральная лестница со стёртыми каменными ступенями, которая вела на верхний этаж. Из приоткрытой двери, что находилась под лестницей, доносились женские голоса и стук ножей; пахло чадом сливочного масла, свежеиспечённым хлебом и кислым вином.