– Примитивные рекламные ролики про быдло! – психовал отец. – И снятые для быдла… Неужели тебе отказал вкус? Где твоё чувство прекрасного?!

– В этой стране, сынок, уже много лет не происходит ничего прекрасного, – вздохнула Римма Витальевна.

– Ты отлично знаешь, мама, что у нас есть возможность поменять "эту страну" на другую, – раздражённо высказался Громов.

Это было правдой. Один из крупнейших университетов американского города Портленда давно уже предлагал ему место, хорошее жалованье, грин-карту и даже оплату съёмного жилья для всей семьи. Такие выдающиеся учёные, как Александр Громов, были очень нужны Соединённым Штатам. Но Римма Витальевна упёрлась и наотрез отказалась ехать.

– В мои годы так резко менять место жительства?! Ни за что. Я люблю Москву, я привязана к России... К тому же, я учила французский и немецкий языки, английского не знаю. Буду там дура дурой! Нет уж, сынок. Если тебе этого так хочется – поезжай. Все вместе езжайте! Я удерживать не стану. Но от меня подобного не жди. Я родилась здесь, все мои предки тут похоронены, так что я умру только на Родине – и точка!

Александр только заскрипел зубами. Он давно уже не питал иллюзий относительно будущего своей страны, но эмигрировать без матери казалось немыслимым делом. Невозможно было бросить её здесь одну... И значит, всё оставалось по-прежнему: серо, глухо и безысходно.

Впрочем, в одном Римма Витальевна сыну тогда всё-таки уступила и акции приобретать не стала, чему впоследствии только порадовалась: уже в августе главу акционерного общества Сергея Мавроди арестовали. Все бумаги "МММ" резко обесценились, по стране прокатилась волна самоубийств. Официальным следствием называлась цифра в десять тысяч пострадавших, но на деле количество обманутых вкладчиков исчислялось миллионами.

Итак, семья Громовых переживала если не бедственное, то, во всяком случае, крайне затруднительное положение. Они были катастрофически стеснены в средствах.

Отец уже несколько раз в приступе отчаяния собирался оставить свой институт и пойти на более простую работу – например, охранником. Или продавцом в ларьке. Или даже грузчиком! Но всякий раз что-то его останавливало и удерживало. Словно это была последняя грань, преступив которую, он перестанет быть самим собой.

Мачеха пыталась наладить собственный бизнес – съездила пару раз в Польшу за товаром, но распродать его толком так и не смогла, и по всей квартире потом ещё долго были расставлены клетчатые сумки, о которые спотыкались домочадцы и взирали на них с неловкой тоской. Впрочем, Снежная королева была не единственной в череде женщин, которые потеряли страну под названием Советский Союз, а новую пока так и не обрели, болтаясь в неизвестности и неопределённости. Как много теперь было среди её сверстниц и приятельниц (бывших научных сотрудников, доцентов, искусствоведов) – ресторанных посудомоек, уборщиц и челночниц! Всегда такая ухоженная, стильная и красивая, мачеха в девяностые как-то резко постарела. Обозначились усталые и печальные морщинки у глаз, светлые волосы отливали не столько золотистым "блондом", сколько пегой сединой. Она почти перестала улыбаться, а вот раздражаться начала намного чаще. Не только Вера, даже родная дочь старались не попадаться ей лишний раз на глаза, чтобы не влетело.

14. 13

Не успела Вера налить себе чаю, как примчался взбудораженный Илья.

– Верунчик! Я за тобой. Собирайся, на концерт идём! – выпалил он с порога, забыв поздороваться.

– Какой ещё концерт, Иисусик? – растерялась она. – Мы же вроде не договаривались…