Господи, прошло уже почти двенадцать часов с момента похищения Леи. Как она там? Это пугает больше всего, неизвестность. Как же ей страшно там, маленькой моей, кто даст ей воды, кто отведет в туалет, а если они держат ее в сыром подвале?

Защитные барьеры рушатся, я снова всхлипываю, представляя в красках эту картину.

— Арслан, — голос дрожит, — верни мне дочь. Заклинаю, я готова отдать тебе все, что хочешь, только верни ее.

Он оборачивается медленно, в глазах полыхает недобрый огонь.

— Все, что хочу? — уточняет он, будто не расслышал, — Карина, теперь у тебя нет ничего, что я бы хотел.

Я закрываю рот рукой, чтобы не закричать. Если он откажет в помощи и соберется уходить, я готова броситься ему в ноги, готова держаться за штанину и кричать, только бы он не оставил меня одну с моим горем.

Не оставил Лею.

— Это же твоя дочь, — последний аргумент, который у меня остался, — ты не можешь…

— Заткнись! — рявкает так, что слышно наверняка у всех соседей. Дышит тяжело, грудная клетка ходит ходуном, — не тебе решать, что я могу, что нет. Собирай шмотки, мы уезжаем. У тебя есть пять минут.

— Но…

Я пытаюсь ему возразить, у меня так много причин, почему я должна остаться здесь, и как минимум одна самая важная — Лею похитили здесь, недалеко, быть может эти люди не успели вывезти ее и она находится где-нибудь по соседству. Надо прочесать район, надо…

— Пять минут, — повторяет равнодушно и идет вон из комнаты, ничего больше не сказав. Его молчаливая свита покидает квартиру, хлопает входная дверь, а я наклоняюсь, чтобы подобрать игрушку, на которую наступил Арслан.

— Ма-ма, — говорит кукла и повторяет, — ма-ма.

4. Глава 4.

Карина

Во дворе — темные квадратные джипы.

Сабиров верен себе, его любовь к штутгартскому автопрому не изменилась. Хоть что-то осталось, как прежде.

Сажусь внутрь салона, ощущая горькую иронию. Так вот как чувствуют себя люди за которыми приехал черный воронок ( автомобиль для перевозки арестантов — прим. автора).

Арслан впереди, рядом с водителем, и это хорошо.
Мне нужно больше свободы от него, он слишком давит. Я бы согласилась ехать в другом авто, но кто меня спрашивал? Поэтому я подтягиваю ноги к груди, стряхивая обувь, и облокачиваю затылок на кожаный подголовник.

Меня точно выпотрошили: был человек, осталась оболочка. Но хуже всего то, что я не могу ничего сделать или на что-то повлиять, я не причина, я лишь следствие.

Закрываю глаза, и вижу Лею. Челка длинная, уже лезет на глаза, но я не стригу, хочу быстрее сделать хвостики. Нос кнопкой, белые зубки, маленькая родинка на щеке, как точка.

Девочка моя…

Прикусываю ребро ладони, чтобы не сорваться на всхлипы и крик. Мои эмоции никому не нужны, Сабиров как непробиваемая стена, но раз он везет меня с собой, есть шанс, что Лею не бросит, что согласится на то, что от него просят.

Жаль, у мужчин нет отцовских инстинктов, это женщина готова защищать своего дитеныша как разъяренная волчица еще с того самого момента, как только узнает, что беременна.

Уже после того, как я увидела на тесте две полоски, я чувствовала себя мамой. Не будущей, а настоящей, вот прямо в тот самый миг, когда проявилась тонкая вторая полоса. Трясет всю, смотришь и не веришь, только доли секунд прошли, но уже — мама. Со всеми вытекающими.

Чтобы стать отцом, нужно еще постараться.

На трассе темно, я смотрю в окно, но вижу лишь свое нечеткое отражение. Тихо, даже музыка не играет, ни радио, только мощный движок шумит. От усталости тянет не открывать глаза, и я, наплевав на правила безопасности, наклоняюсь на бок. Голова такая тяжелая, не могу больше держаться.