Падаю прямо на матрац. Все, баста, я даже если захочу — не встану. Силы высосаны до донца.

Я думала, не усну. Не смогу, как можно спать вообще, когда твой ребенок неизвестно где? Что у нее в жизни сейчас самая тяжелая ночь и неизвестно, каким будет следующий день, и может она кричит там одна, задыхаясь слезами…

Но у организма срабатывает предохранитель. Меня вырубает моментально, без сновидений, без эмоций, как будто кто-то нажал кнопку выключения.

Единственное, что я помню сквозь сон, как кто-то говорит очень близко, почти в самое ухо:

— Вообще-то, это моя спальня, Карина.

Сабиров

Захожу в комнату и как в стену врезаюсь.

Здесь она. Спит на моей кровати, волосы светлые раскиданы по подушке.
Мне дышать нечем, хочется открыть окно, высунуться туда по пояс и вдохнуть несколько раз глубоко, чтобы прочистить легкие.

Только вряд ли это спасет.

Зараза ты, Карина Варламова, маленькая обманщица. Придушил бы собственными руками, да не могу.

И ребенок ее… Чей он?

Спала с кем-то или все-таки дочь — моя?

Света из коридора хватает на то, чтобы разглядеть ее профиль, лицо нахмуренное, точно и во сне она продолжает испытывать боль. Перевожу взгляд ниже. Она в джинсах, и вряд ли сможет их снять без чужой помощи. Щиколотка опухла, значит, действительно повредила ее.

Мне таких трудов стоило не сорваться ей помогать, когда она пискнула жалобно. Но я не стал.

Не знаю, кого в тот момент сильнее наказывал, ее или себя.

Утром нужно будет вызвать врача.

Пусть посмотрит, что у нее там с ногой. Везти ее никуда я не хочу, пока достаточно того, что она у меня под присмотром.
Может, Карина в курсе, кто все это устроил, ей доверия нет никакого. Но выяснять все это я буду уже потом.

Смотрю на часы, раздумывая, есть ли смысл ложиться спать, но выйти из комнаты выше моих сил.

Стягивая с себя футболку, расстегиваю ремень.

Ложусь рядом. Это так странно, ощущать ее у себя под боком. Давно забытые ощущения расцветают заново, я смотрю в потолок,

— Вообще-то это моя спальня, — говорю ей, не надеясь, что она слышит. В доме до черта комнат, почему она пришла именно в мою спальню?

Руки сжаты в кулаки. Чтобы не дернуться, не повернуться в ее сторону, не обнять случайно. По той дурацкой привычке: когда-то мне нравилось сминать Карину в объятиях, и спать, уткнувшись в ее светлый затылок.

Тогда я шел завоевывать для нее весь белый свет, но ей показалось этого мало. Гадство, столько мыслей, ядовитых, мне от них тошно.

Вслушиваюсь в ее дыхание, оно такое тихо, что мне приходится самому перестать дышать, чтобы услышать ее.

Что делать с ребенком? Я знаю, Дамир поднял на уши все наши связи, я сам лично сделал несколько звонков. Камни брошены в воду, теперь остается ждать, как далеко пойдут круги.

Я выдерживаю ровно десять минут. Спать я все равно не смогу, а лежать и вздыхать рядом, как сопляк Ромео, мне не по душе.

Я встаю, стараясь не издавать ни скрипа, но Карина все равно вздрагивает, сильнее поджимая к себе ноги и бормочет:

— Лея, не надо! Лея…

Карина спит. И снится ей, по всей видимости, дочь. Я смотрю на нее еще одно долгое мгновение и выхожу из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

На улице светло уже, я включаю кофейный аппарат, слышны только его звуки. Терпеть не могу никакого лишнего шума, ни звуков телевизора ради фона, ни музыки, я предпочитаю тишину.

В этой тишине хорошо думается, и я сажусь за стол, пытаясь разложить ситуацию, крутя факты со всех сторон. Кто-то вышел на меня — пока неизвестно. Что хотят — тоже. Никаких крупных сделок и договоренностей в ближайшее время у меня не планируется, значит, я не могу повлиять на чужой интерес. Что тогда? Требовать что-то противозаконное, перевезти через границу мешок героина в желудке? Бред, слишком сложно, чтобы красть ради этого девочку.