Кому-то явно нужны мои связи. Это то, ради чего ко мне приходят люди и платят большие деньги, а дальше я уже помогаю им урегулировать проблемы. Слово «решала» мне не нравится, и я не люблю, когда его используют по отношению ко мне, но если кратко, — так и есть.

Думай, Сабиров, думай, ответ всегда лежит на поверхности, и скорее всего, он связан с Кариной. Это ведь только для меня наличие у нее дочери было новостью, но кто-то знал.

Кто-то знал.

Кто-то ей помог или помогал. Так или иначе, все завязано вокруг Карины или человека, что знал ее в те времена, когда она была вместе со мной.

Автомат щелкает, я беру чашку, отпивая глоток. Горчит. Крепкий. Так и надо.

В шесть утра звонит Дамир. Я отвечаю ему, надеясь услышать, что девчонка найдена, но новостей нет. Не должен такой маленький ребенок становиться жертвой обстоятельств, ее единственная обязанность — жить и радоваться, греться об мамины объятия и не знать, что на свете так много разного дерьма.

И не важно, моя или не моя эта мелкая девчонка.

Лея.

Лея Арслановна Сабирова.

Говорю это вслух и кишки все скручивает, в груди отдается неприятной тяжестью. Разве так становятся отцами? Чтобы в сердце появилось что-то, сначала должно заболеть?
Женщины ведь на родах тоже проходят через боль. Только потом их так штырит гормонами, что любой сморщенный младенец кажется ангелом.

— Только аккуратно, — предупреждаю Дамира, — риск слишком высок.

— Она и вправду — твоя?

Мы с ним столько лет рядом, поэтому он спрашивает в лоб. Другой бы словил за такие вопросы, но Дамир право имеет.

— Это знает только Карина, — отвечаю равнодушно, но потом не выдерживаю, — короче… ищем, как свою.

5. Глава 5

Карина

Сон не лечит и даже не обезболивает. Я глаза открываю, чужие стены, чужой потолок.

И то, что дочки нет, я знаю, не забывала, пока тело спало. Эта мысль не исчезает даже во сне, она во мне постоянно. Двенадцать часов.

Двенадцать часов она без меня одна, и я не хочу даже думать, как это может сказаться на ее психике.

Карина, ты обязана быть сильной, ради нее. Вставай, иди в этот долбаный мир, что окружает тебя, в тот, что ты ненавидишь так сильно, как только можно.

Мир, что окружает Сабирова.

Из которого ты бежала, только, видимо, раз попав в эти сети, так и остаёшься тут.

Ладно, хватит философствовать.

Сажусь, разглядывая ногу. Выглядит отвратительно, я понимаю, что в ближайшие дни джинсы просто не сниму с себя.

Щиколотка так распухла, что стала в раза три больше в объеме, и цвет ужасный, фиолетово-красный.

Лишь бы не перелом, гипса мне только не хватало. На костылях не ускачешь.

И, всё-таки, появление Сабирова ничего не меняет. Я все равно буду делать все возможное, чтобы держаться от него подальше. Мне не нужны алименты, я спокойно переживу, если он забудет о существовании Леи и не будет появляться в нашей жизни дальше.

Только пусть поможет вернуть ее в целости и невредимости.

С трудом я пытаюсь принять вертикальное положение. Нога болит так, что на глаза наворачиваются слезы.

Пусть. Так лучше, физическая боль немного отвлекает от того, что творится на душе. Я все равно ничего не могу сделать и никак повлиять, так что же теперь?

Нужно заглотить хотя бы пару таблеток обезболивающего, а по-хорошему, показаться врачу, чтобы исключить перелом. Вчера хорошо было бы приложить лед, но единственная вечная мерзлота здесь — это Арслан.

Вслушиваюсь, пытаясь понять, дома он или нет. Тихо так, точно никого кроме меня. Во мне борются эмоции. Я не хочу Сабирова видеть, он на меня все ещё… влияет. И хочу, чтобы знать, есть ли новости? Вдруг все хорошо, и скоро я услышу голос Леи, ее смех. Прижму к себе, вдохну ее запах.