Встаю стремительно, чуть не опрокидывая кресло. Нельзя думать, нельзя пускать этот яд в свои мысли. Сейчас время действий, поэтому я выхожу из кабинета, киваю Дамиру, который при виде меня сразу же поднимается.

Преданный как пес. Готовый ехать за мной на край света.

— Едем, — бросаю, и он отвечает:

— Принято.

Армейская выправка.

Садимся в мой «гелик», следом — еще одна машина. Еду на встречу с Кариной как на войну, но тому простая причина. Я не знаю, что может ждать впереди и нет никаких гарантий, что это не ловушка, потому готовым надо быть ко всему.

Но откровенно, мне проще отразить любое нападение, чем подготовиться ко встрече с ней.

За всю дорогу проронили не больше десятка слов. Я знаю, что мои люди уже осмотрели дом и окружение, знаю и то, что Карина дома одна. Не спит, я вижу ее фигуру, маячащую в окне. Смотрю, как она распахивает створки, жадно вдыхая воздух, наклоняется через подоконник так, что рискует свалиться вниз башкой.

В этот момент остро чувствую собственное желание вломить ей за то, что ни черта себя не бережет. Но теперь — это не моя проблема.

Если Карина повернет голову, то увидит меня. Но она не смотрит, отходит от окна, скрываясь из поля моего зрения, а я ощущаю ледяной комок в желудке, точно сожрал пригоршню снега.

— Идем? — оборачивается Дамир, я медленно киваю, точно так до конца и не решился. Слишком меня задевает ее присутствие, так не должно быть. Два года и десяток-другой баб должны были напрочь вытравить из меня все, что связано с Кариной.

Я так старательно занимался реставрацией собственных воспоминаний, но ничего не сработало, и меня бесит бесконтрольность испытываемых мною чувств.

Я не должен ничего испытывать по отношению к ней.

Выхожу, закрывая плавно дверь автомобиля, в предутренней тиши шаги как легкий шорох. Идем втроем: Дамир, я и Костя замыкает.

По ступеням темного подъезда, место так себе, света нигде нет, но я в темноте ориентируюсь не хуже кошки.

Дамир достает отмычки, связка не издает ни звука. Меньше минуты требуется ему, чтобы открыть этот замок, — плевый, кстати говоря, как и сама дверь.

Бормочет телевизор, бормочет Карина, я обращаюсь вслух:

— Мама сделает все, что нужно, — и меня вдруг накрывает не по-детски. Даю отмашку Дамиру, не иду первым сам: мне просто нужно время, чтобы обуздать свой гнев, пока я не снес ей голову.

Слишком зол, слишком.

Когда я захожу, Дамир швыряет ее на застеленный пледом диван.

— Не трогать! — рявкаю я, понимая, что он переборщил. Никто не имеет права ее трогать, никто, кроме меня.

Заглядываю в ее бестыжие глаза. Она плакала, я отмечаю все детали, но даже сейчас, черт возьми, она выглядит соблазнительно. Футболка чуть задралась, оголяя часть бедра, в растянутом вороте виднеется ее тонкие ключицы. Она заметно похудела, ушла детская округлость с лица, но ей это идет.

Не о том надо думать, не о том.

Я шагаю к ней, наступая на куклу. Она жалобно пищит, издавая механическим голосом:

— Ма-ма, — и Карина вздрагивает, зажимая рот рукой.

— Рассказывай, — говорю я, ставя напротив нее кресло и садясь в него. Руки скрещены, мне хочется максимально отгородиться от нее, — чей это ребенок? И только попробуй соврать, шкуру с тебя спущу живьем.

В этот момент я верю, что на это способен, хотя когда-то обещал не трогать ее и пальцем.

Впрочем, как оказалось, наши клятвы друг перед другом не стоят и копейки.

Карина

Мне бы бояться Арслана, да не могу.

Не могу заткнуть все воспоминания о нем: мы пробыли вместе не так долго, но каждый божий день остался оттиском в моей памяти.