То, чего мне не хватает — времени. Я чувствую, что к цели мы движемся слишком медленно, минуты складываются в часы и утекают, а я все топчусь на месте, и до сих пор не знаю, кто стоит по ту сторону.

— Увидишь, — так же лаконично отвечает мне он, но я перебиваю его грубо:

— Не пойдет. Мне нужны гарантии. Что с ребенком? Я хочу слышать ее голос.

Карина рывком летит вперед, едва я успеваю договорить последнюю фразу. Ловлю ее одним движением, прижимаю к себе, перехватывая телефон плечом. Затыкаю рот — чтобы не напортачила. Она дергается в моих руках, я сжимаю еще крепче, наплевав на осторожность.
Дура, мать твою, что ты делаешь?!

— Ты не в том положении, Сабиров, чтобы диктовать условия, — слышу я, а дальше все, тишина. Трубка падает на пол, у Карины ноги подгибаются и она оседает в моих медвежьих объятиях как безвольная тряпичная кукла.

Я убираю руку от ее рта, и слышу, как она всхлипывает, уже не таясь. Черт возьми, все эти истерики совсем некстати, мне некогда еще и ее успокаивать.

— В первый и последний раз, — обращаюсь к ней, — ты ведешь себя так. Иначе я запру тебя в подвале, чтобы не лезла не в свое дело.

— Запри, Сабиров, — кивает она, поднимая на меня мокрые от слез глаза, — я так больше не могу, слышишь? Не могу я! Она же маленькая совсем, а мы ничего не делаем, ничего не происходит! Ни-че-го! У тебя же полгорода в должниках, у тебя связей столько, почему ты до сих пор не знаешь, где ее прячут?

Под конец уже срывается на крик, а я стою, кулаки сжимая. Потому что, млять, в каждом слове — правда.

Дальше смысла препираться нет. И истерику ее сдерживать я не нанимался.

— Куда ты? — кричит мне в спину.

— В офис.

На дворе раннее утро, охрана смотрит на меня, сгоняя с лица сонную расслабленность.

— За рулем сам, — сажусь на водительское, нажимаю на кнопку, заводя двигатель. Дизельный движок рычит утробно, я давлю на газ, выезжая за ворота. До центра города дорога пустая, машин почти не попадается, и я, наплевав на правила дорожного движения, на понатыканные тут и там камеры, еду на максимальной скорости.

В офисе все еще воняет куревом, система кондиционирования бессильна против двух выкуренных за день пачек. Распахиваю окна, ложусь на диван, пялясь в потолок. Дамир должен приехать вот-вот, не знаю, хватило ли ему тех несчастных пары часов сна, но пофиг. Я готов сам не спать и другим не давать, пока Лея не нашлась.

Лея.

Карина когда назвала с моей фамилией и отчеством, словно броню пробила. Я ребенка все еще не могу назвать дочкой, девчонкой, девочкой только, но когда по имени называю, чувствую каждый раз, что становлюсь к ней на шаг еще ближе. Невозможно это дело не считать как личное, просто невозможно, млять.

Дамир вваливается спустя сорок минут, на помятом лице — отпечаток подушки, он хмурится, но не комментирует. В руках два стакана с кофе из «Мака», но отвечаю, я бы сейчас плеснул туда от души коньяка.

— Хреново выглядишь, — говорю ему, принимая стакан.

— Получше тебя, Годзилла.

Я в зеркало даже смотреть не хочу, знаю, что у меня глаза красные, обросшее лицо. Татарские корни о себе дают знать, я обрастаю за пару дней до состояния аборигена. Рукой провожу по щетине, — так и есть, еще немного и превращусь в бабая.

— Курьера надо будет поймать, — все это и так ясно, мысли вслух.

— Вряд ли он будет что-то знать, — пожимает плечами Дамир, — но его сразу, как выйдет, примут ребята. Они уже на постах.

— Ребенка он послушать мне так и не дал, — это неприятно колет. Может, этому уроду нужны только сегодняшние документы, и цели он своей легко добьется, шантажируя меня. А девочку может и не вернуть…