Снова встречаемся взглядами, он усмехается совсем не весело, головой качает:

— Все ты понимаешь, Карина. Ты же умная. Иногда даже чересчур.

Он собирается развернуться и уйти, и мне кажется, что вместе с его уходом надежда на спасение моей девочки превратится в ничто. я предпринимаю последнюю попытку, хватаю его за локоть, покачиваясь.

— Спаси ее, Арслан. Ребенок ни в чем не виноват.

— Дети расплачиваются за грехи родителей, — отрезает он, а я не выдерживаю:

— Тогда винить до конца дней тебе придется себя.

Он уходит, а я без сил опускаюсь на пол, этот разговор выматывает полностью. Руки дрожат, как у алкоголика, я вытягиваю их перед собой, разглядывая пальцы без маникюра, без колец.

Когда-то мне нравилось себя украшать, нравилось жить тем, что окружает Арслана. Роскошь, местами с излишними понтами, тачки дорогие, украшения, все, что хочешь.

Только сейчас я уже ничего из той жизни не хочу.

Почему тогда мне, молодой и глупой, никто не сказал, что у этой роскоши своя цена? Что развлекаясь на балу у дьявола, ты, скорее всего, закладываешь душу, но узнаешь об этом еще не сейчас. Пока веселись, пей вино, танцуй, улыбайся, расплата придет позже. В тот самый момент когда ты будешь не готова.

Я складываю пальцы в кулак, вытягиваю указательный и говорю гнусаво:

— Должок, — только веселья во мне ни на грамм.

Я пытаюсь понять, в какой момент прокололась. После расставания с Сабировым я часть беременности провела в поселке у мамы. Наслушалась о себе разного: о нагуленном ребенке, о том, что меня вышвырнули из богатой жизни, о том, что я проститутка и все в том же духе.

Мама никогда не отличалась добротой или сдержанностью в словах. Тяжелый физический труд, к которому она привыкла, рано сделал из нее уставшую старуху. Она и раньше не особо ухаживала за собой, а после смерти отчима и вовсе перестала стараться. Все, что ей удавалось лучше всего — это поносить мою жизнь.

Рожать я уехала в соседний город. Дочка не переворачивалась, сидела на ягодицах, и я побоялась не справиться и навредить. Нужен был хороший врач, в нашем с Арсланом таких было несколько, но я искала людей подальше.

Год прожила там, пока Лея не научилась ползать и вставать, а я не пришла в себя после тяжелых родов. А потом переехала сюда, в пригород, надеясь, что мы вовсе не пересечемся никогда с Сабировым. Боже, я даже знакомых ни одного за все это время не встретила.

Но кто-то обнаружил нас первым. Кто-то догадался, что я родила от Арслана, и не просто догадался, он знал. Я пытаюсь нащупать ниточку, отматываю день за днем в обратном порядке, только ничего путного так и не выходит. Все должно быть на поверхности, только я пока не понимаю.

Но обязательно разберусь.

Сабиров

Я знал, что они позвонят.

Не обязательно ждать двое суток: напряжение и так будет на пределе, но его обязательно подогреют.
Так и вышло.

Я уже собираюсь уезжать, вдвоем с Кариной сложно. Она смотрит на меня, как на врага народа, будто единственная причина по которой ее дочки сейчас нет рядом, именно я.

Ять, да есть , есть моя ответственность, я и не спорю. Но если это мой ребенок, то прятать его и рожать молча — самая большая ошибка Карины.
Тогда бы уж ехала в другую страну, а она решила поселиться у меня под боком. На что надеялась — я не пойму.

Я зол на нее, на себя, на того мудака, что выкрал ребенка. Злость течет по моим венам, вытесняя кровь, копится в сердце, оседает в легких, заполняет собой все тело. Найди я в этот миг придурка, затеявшего балаган, от него останется только мешок костей и лужа крови.