Если бы это была просто дочь Карины… Покопавшись в собственных эмоциях, признаюсь себе совершенно честно — вписался бы ей помогать, обратись она ко мне первой.

Но здесь все гораздо хуже и сложнее, и меня колбасит не по-детски. Я даже не успел познакомиться с этой малявкой, как она попала в руки не к тем людям. Ребенок и так, судя по всему, рос без отца почти два года, и если…

Нет, о таком даже думать не хочу, кулаки сжаты, зубы сцеплены, дышу как паровоз, пытаясь справиться с гневом.

— Мы найдем ее, Арслан, слышишь? Найдем.

И я понимаю, что по-другому и быть не может.

6. Глава 6

Карина

— Как ты себя чувствуешь?

Арслан заходит в гостиную, по-кошачьи тихо, стоит недалеко, покачиваясь с носков на пятку. Ужасная привычка — подкрадываться. Я помню, как он пугал меня. Тогда, когда мы жили вместе. Словно чужая жизнь.

— Как человек, у которого украли ребенка.

Нет сил и желания быть милой. Я понимаю, что наша вина — общая. Его — что он варится во всем этом полукриминальном дерьме, моя… Я знала от кого рожала.

Надо было брать вещи и ехать далеко, еще дальше, в другую страну. Копить деньги, подделывать документы, не надеяться на удачу.

Она никогда не бывает на моей стороне.

— Они позвонят.

Я поднимаю на него глаза, пытаясь понять: он знает что-то больше, чем я? Откуда это уверенность, которой наполнен его голос?

— Когда? Какие условия они тебе выставили? Соглашайся, чтобы не просили, заклинаю, соглашайся, чтобы ее спасти.

Я не знаю сама, молить или взывать к совести. Подаюсь вперед, понимая, что не усижу больше на месте ни секунды.

Глаза Арслана темные-темные, режут, обжигая взглядом, задевая за живое. Я к нему — хочу схватить, тряхнуть, забывая о том, что болит нога, я вообще обо всем забываю.

Сабиров — гора, возвышается надо мной так, что приходится голову запрокидывать. Руки скрещены на груди, я стою возле него, жалкая и хромая, а внутри груди полыхает костер.

— Сабиров…

— О чем ты думала только, Карина? — голос его грохочет, оглушает, хотя говорит он тихо, а мне кажется, что орет. И теперь уже это он меня за локти хватает и встряхивает, и лицо его внезапно так близко, что я могу разглядеть шрам от ветрянки на его левой щеке, несколько седых волос в густой шевелюре.

— О ребенке! — я вырываюсь из его рук, да куда там, сопротивляться против него бесполезно. Он же здоровый, два метра, сто килограмм веса — и столько же упертости, — я о ней думала! Будь прокляты ваши игры больших мальчиков, Сабиров! Слишком страшные ставки.

— Чья это дочь? — орет он, и я ору ему в ответ:

— Твоя, придурок, твоя она! Что там тебе надо, чтобы доказать? Волос выдернуть, плюнуть в стакан, кровь сдать?

Я дышу неглубоко и часто, задыхаясь от крика, всю трясет. И Арслан на взводе, глаза окрашены в красный — сосуды полопались от нервов, и выглядит это жутко, точно передо мной сам дьявол стоит.

— Ты ведь сейчас все что угодно готова сказать, — его голос становится внезапно никаким, ровным, бездушным. Арслан руки прячет, смотрит поверх моей головы, а я стою, обхватывая себя за плечи. Бьет озноб. Ему противно. Можно подумать, я рада той ситуации, в которую попала. Что меня силком вышвырнули из того мира, что я по кирпичику лепила вокруг себя. Только не о себе надо думать, а о ребенке, о маленькой девочке, которая без мамы и папы, с чужими людьми. Мне хочется верить, что они относятся к ней хотя бы с сочувствием, только никто не похищает чужих детей, чтобы катать их на пони и кормить сладкой ватой.
Особенно, если это дочь Арслана Сабирова.

— Что ты имеешь ввиду? — осипшим голосом переспрашиваю, — я не понимаю тебя.