Расследование длилось всю весну, и в тревене состоялся суд. Анелия не верила в вину мужа, даже когда зачитывали приговор.

- …Лаурин Дамаскинский признан виновным в незаконной деятельности и применении запрещённой магии… И приговаривается к пожизненному заключению с конфискацией имущества, материального и интеллектуального. Своё заключение Лаурин Дамаскинский будет отбывать в шахтах Дамн Мохолонг.

В этот момент сердце Лилеи оборвалась. Дамн Мохолонг - это смертный приговор! Шахты на далёком севере буквально высасывали жизнь из своих пленников. Обычные люди сгорали за месяцы, а маги и ведьмаки, попавшие туда, вместо двухсот-трёхсот лет проживали от силы двадцать!

- Я не виноват! – закричал Дамаскинский. – На моих руках нет крови! Нет!

- Приговор вступает в силу в зале суда.

С этими словами судья захлопнул папку и удалился. Вокруг зашумели: пришедшие на заседание горожане обсуждали приговор и реакцию зельевара, Анелия что-то говорила адвокату, Лилея плакала, наблюдая, как конвоиры уводят бледного отца. Но постепенно звуки стихли и зал опустел. Дамаскинские последними вышли из здания. Спешить им было некуда, ведь дом забрали, счета в банке закрыли, а лавки вместе с зельями и разработками отца передали Баранганскому ковену.

Собрав вещи, ведьмы перебрались в съёмное жильё – маленькую однокомнатную квартиру на окраине города. Но Анелия верила, что справедливость восторжествует и, уходя из большого нового дома, ласково провела ладонью по калитке.

- Мы ещё вернёмся. Все вместе – я, Лаурин и наша девочка.

Судебные приставы вздрогнули от стука и недоуменно уставились на открывшуюся дверь, которую они только что опечатали. Чертыхаясь, мужчины вернулись обратно, злобно поглядывая на улыбающуюся ведьму.

Анелия не опускала руки. Она писала прошения на имя короля и Верховной ведьмы, искала новых адвокатов, тратя собственные сбережения. Женщина не обращала внимания на отвернувшихся знакомых и утешала Лилею, когда ту начали задирать в школе. Поддерживала подругу и Купава, которая, вопреки всем «добрым» советам, не бросила девушку. А больше никто не помог Дамаскинским. И не потому, что у них не было родственников. Они были, но в среде ведьмаков родственные отношения не ценились. Сравнительно крепкая связь наблюдалась между родителями и детьми и то до определённого момента. В мире ведьм куда больше дорожили коллегами, друзьями, соседями – теми, с кем виделись каждый день и проводили всё своё время. Знакомые Анелии, которые раньше всегда здоровались и охотно общались, сейчас… нет, не отвернулись, они затаились и выжидали. Не отворачивались, но и не помогали. Дамаскинские остались одни.

Лилея, выросшая под колпаком родительской любви, была слишком юная и ранимая, и такое отношение для неё стало ударом. Она скукоживалась, видя злое любопытство в глазах тех, кто буквально вчера заглядывал в рот, рассыпаясь в комплиментах. Девушка на всю жизнь запомнила, как после школы забежала в булочную и тот самый пекарь, который когда-то дарил им сдобу, теперь выставил её вон.

- Уходи! Не распугивай клиентов! Ко мне заходят уважаемые люди.

Остальные покупатели следили за происходящим с каким-то нездоровым интересом, даже не делая попыток защитить ведьму. Она сунула деньги в карман и вышла на улицу, глотая рвущиеся наружу слёзы.

Лилея практически не выходила из квартиры и поражалась матери, которая вопреки всему держалась. Анелия не перестала ухаживать за собой и выглядела идеально. Каждый день она укладывала волосы в аккуратную причёску, надевала чистое платье и наносила капельку духов на мочку уха и межключичную впадину. На столе была простая еда, но неизменно сервированная. Когда Лилея в сердцах отбросила вилку, не справившись с пересушенным куском мяса, и крикнула: