— Я стесняюсь? — вот уж не замечала.

— Когда я прошу тебя… Ну… Унизить меня.

Я крепче сжала руки.

— Я не стесняюсь. Я не хочу делать тебе больно. Но что бы я ни делала, ты пугаешься лишь сильней. А так… как ты просишь… Так я не хочу.

Талиан очень живо фыркнул, но тело его осталось таким же напряжённым.

— Вот уж это никого до тебя не смущало.

— Может, поэтому ты захотел меня, а не других?

Он переплел свои пальцы с моими, сжимая их, и я поняла, что попала в точку.

— Зачем тебе это?

— Я по-другому не могу, — произнёс он холодно, но этот холод больше не казался мне угрожающим. Я видела, что он леденеет тогда, когда хочет скрыть свою боль, — ты видела сама.

— Я видела, что можешь.

— Нет.

Мы замолчали, потому что я пока не знала, как преодолеть это упрямое сопротивление.

— Ну, хорошо, — сдалась я. Почему-то ему я всё время сдавалась. — Но я хочу быть уверена, что ты понимаешь — я так не думаю. Я видела, как близко к сердцу ты принимал эти слова в наши первые встречи.

Он сжался ещё сильней и долго не отвечал.

— Я не буду ругать тебя, — сказала я твёрдо, — даже сейчас тебе от этого больно. Я плохо тебя знаю, но то, что я знаю… Ты — самое чудесное существо, которое я встречала за долгие годы. Я не хочу, чтобы ты испытывал боль.

— Но я… — выдохнул он и замолчал. Потом продолжил совсем по-другому. — Я так хочу. Мне это нужно. Поэтому я вызываю тебя.

Я вздохнула. Теперь уже подумать надо было мне.

— Сегодня я выплачу долг, — сказала я, и он вздрогнул, понимая, к чему я веду, — мне больше не нужны твои деньги.

Он сник. Осел, как стаявший по весне снеговик.

— Но эту ночь… — сказал он неуверенно, — эту ночь я оплатил.

— Конечно.

…Его руки торопливо расстёгивали пуговицы моей блузки, чтобы стащить её прочь вместе с жилеткой. Затем он замер в моих руках, а через пару секунд мою грудь обожгло касание мягких губ.

Всё недоступное — так сладко, и он не был исключением. В первый раз он ласкал меня сам, и от этого мои скукожившиеся ведовские мышцы превращались в патоку под его губами.

…Потом он поил меня вином и пытался кормить пирожными. С закрытыми глазами сама я угощаться никак не могла. Не знаю зачем, но эти минуты я вспоминала потом много раз, куда чаще, чем те, другие. Он смеялся, когда я промахивалась или, напротив, кусала слишком жадно, пачкаясь в креме, и слизывал его с моего носа. Я чувствовала себя идиоткой, но какая разница, если рядом с этой идиоткой сидело это изящное существо и смеялось. Этот смех. Я слышала его впервые и подумала, что запомню его на всю жизнь…

Многие ведьмы навсегда остаются одни, как Дайна. Некоторые выходят замуж за толстых трактирщиков, которым нужна в доме женщина — всё равно какая. А у меня был Талиан. Три недели, из которых вместе мы провели три дня, но всё-таки он был. Невидимый, ощущавшийся только на вкус и на слух, а от того ещё более любимый. Я не заметила, как пролетело время, и поняла, что за окном начался рассвет лишь по тому, что Тали встал и пошёл тушить лампы.

— Идём, — сказал он, касаясь моей ладони своей и поднимая меня с дивана, — я провожу тебя.

И он вывел меня во двор, не говоря больше ни слова и продолжая держать мою ладонь в своей мягкой руке. Мы остановились у кэба. Шёл дождь — лёгкий и по-летнему тёплый. Откуда-то сбоку слабый ветерок приносил запахи моря. Наверняка выглядели мы очень странно — этакая героиня авантюрного романа в узких штанах и с повязкой на глазах и стройный молодой мужчина в каком-то халате… Или что там у него было? Я так и не поняла. Я опустила руки ему на плечи.