— А все мои погибли. В войну. Мне тогда было девятнадцать. Нашу общину сожгли. Целиком…

Он словно бы споткнулся и резко замолчал, поняв, что проговорился. Медленно отстранился.

— Забудь об этом, — произнёс совсем холодно, как раньше.

Чёрт.

— Я догадывалась, — сказала я, но слов было мало, и я снова потянула его на себя, укладывая спиной себе на грудь, — ты был с мятежниками. Поэтому ты ненавидишь ведьм.

— Да.

Тишина. За эти несколько секунд он стал от меня так же далёк, как и в самом начале. Я попыталась осознать то, о чём думала и раньше. Только до этого разговора я точно не знала, кто передо мной — ведьмак или тёмный. Хотя в глубине души понимала, что как раз ведьмаком он быть не может. Не похож. Наверное, месяц назад эта новость стала бы для меня ударом. А теперь, когда заноза в чёрном балахоне сновала вокруг меня целыми днями… Не знаю, они стали как-то… Человечнее. Да, Зерден выводил меня из себя, но врагом он не был, детей в жертву демонам не приносил. А Талиан и вовсе не казался опасным. Как может быть опасен тот, с кем ты не боишься остаться с завязанными глазами?

— Шрамы… — сказала я, и он понял мой вопрос. Я чувствовала, как он прижимает руки к груди.

— Почти, — прошептал он.

Я наклонилась и поцеловала его в макушку, пытаясь хотя бы чуточку успокоить. Он молчал очень долго. Я уже думала, он не заговорит, когда ледяной капелью в мёртвой тишине прозвучал его голос — отстранённый, будто он говорил не о себе.

— Большинство было убито в первые дни. Выжило трое. Нас выходили чуть-чуть и отвели на суд, — он снова замолчал и продолжил через некоторое время. — Чтобы так судили вас, ведьма. У нас не было ни защитников, ни присяжных. А приговор был прост — нас отдали отряду, который разрушил наш дом, — снова пауза. Долгая. Он будто выдавливал из себя слова по капле. — Семь дней. Я бы ставил зарубки, если бы мог. Эти ведьмы с нами делали всё. Всё…

Он опять замолчал. Я не знала, что делать — плотнее прижать его к себе или отпустить, только бы не подтолкнуть обратно к его пропасти.

— Я выжил. Один. Они решили, что я достоин награды. Меня снова отдали целителям, которые сшили меня по частям, как разорванную куклу. А потом отправили уже к другой ведьме. Она посадила меня в клетку, как чёртова зверя. В темноте. Я был так слаб, что не мог сотворить ни одного заклятья. Не знаю, сколько я провёл там. А потом меня вынули и отвели в какую-то башню. Привязали к дубовому столу, и я думал, что меня снова будут пытать. Но вышло по-другому. Её помощники отошли в сторону, а сама она приблизилась ко мне с ножом… и сделала это.

Он оставался всё таким же холодным и неподвижным всё время, пока говорил, и эта неподвижность передалась мне. Одно дело — знать, что не все твои жертвы были виновными. Другое — говорить с тем, кого вот так равнодушно и спокойно раздавили и изуродовали.

— С тех пор магии у меня нет. Я понял это, когда перестал выть от боли. Так что я снова стал настоящим гражданином Магистории — ведь больше я не опасен.

Он замолчал. Я положила руки ему на плечи и наткнулась на уже лежащие там тонкие кисти.

— Мне очень жаль, — сказала я. Его крупно затрясло. — Тали, мне правда сейчас очень, очень жаль. Мы все многое потеряли на той войне. Но она кончилась. Мы можем только забыть и жить дальше. Такими, какими мы стали.

Он всхлипнул, а потом как-то резко совладал с собой.

— Да, — сказал он тихо, — только так.

Я обняла его покрепче и положила подбородок ему на плечо — поверх наших соединенных рук.

— Интересно, — сказал он через какое-то время, когда я уже решила, что этот праздник, как и все мои праздники, превратится в вечер плохих воспоминаний, — теперь ты не будешь так стесняться?