Я умер.
Не очень приятное чувство, когда смерть обнимает тебя, или напротив – потрясающее чувство. Оно тем и поразительно, что с одной стороны сопротивление и страх, а с другой невообразимый покой. Как давно мне не было так спокойно?
Вот с этой девочкой было спокойно. Она была очаровательной, жаль только, что не узнал её поближе, жаль, что напугал и не попросил прощения. Я не хотел, но я не мог иначе – шкура, клыки… да. Определённого плана эмоции вызывают, что уж поделать?
Она была такой светлой, на лучик похожа. Лучик, который мог меня спасти. Солнечный зайчик. Такой – ловишь, его ловишь, а он убегает.
В моей голове послышался детский смех. А ещё бряцание оружия. От бляшек начищенных до блеска бегали солнечные зайчики и мы их ловили. Да. Нет? Как давно это было? Очень, очень давно. Невыносимо долго.
Эта светлая девочка могла стать моим зайчиком. Могла спасти меня. Я так её искал. И вот…
Она немного раздражала болтовнёй, но лишь потому что я не привык. Со мной столько времени никто не разговаривал, а тут столько слов, что я даже не сразу понял, что она вообще ко мне обращается. Однако. Ничего себе – ко мне! Я даже пытался ей ответить, но увы получился невнятный рык, который явно её напрягал.А ещё было всё равно как она меня называла, решила, что Кэйл мой хозяин. А это… а кто это? А это важно? Я точно знал, что важно, но подробностей не помнил.
Она меня “пушком” назвала. Я подумал, что она полоумная, но с другой стороны я знал, что она ведьма. А все ведьмы не в себе, да и мне не важно, главное, что она та самая, та единственная, что должна сделать для меня… что сделать? А это и не важно. Наплевать вообще. Теперь-то уж подавно.
Я уже не узнаю, что там и как, меня не посетит озарение вперемешку с гнутущей тягой к мести, и яростью, кипятящей мою кровь.
Она заставила поймать ей зайца. Пока ловил думал, что потом придётся ловить её, но она не сбежала. Почему она не сбежала? Это же даже мне, волку очевидно, а она осталась со мной. Странная.
А как она разделывала этого зайца. Рыдала почти. Точно полоумная – кто ж над зайцем плачет? Совсем.
И…
Моран-Моран, что же ты так? Ведь не должно было сработать заклинание защиты – девочка же ведьма! Или это из-за меня и моей изменённой сущности? А имеет ли это какое-то значение теперь?
Пауки… брррр! Всегда к ним с опаской относился. Говорят раньше тут таких была тьма, ведьмы лютовали. А потом ведьм становилось меньше и их старых добрых многоногих приятелей тоже.
Откуда я это знаю?
Я читал это в книгах! Таких огромных, толстенных книгах, сидя на той самой волчьей шкуре, разложив книги перед камином, что был в кабинете моего отца.
Отец был суров. Но я помню только чёрные, как смоль волосы и бороду, а ещё тёмные глаза. Нет. Тёмные глаза были у моей матери. А у отца были голубые. Он смотрел ими в самую душу, мне так казалось. Ему нельзя было врать. Отец работал за огромным столом, перебирал бумаги, писал что-то. Всё время приходили гонцы – туда-сюда. Я слушал, как отец отдавал приказы и это было такое полное для меня мира время.
А потом появилась она.
Маленькая и назойливая. С тёмными, как у меня и отца волосами, и тёмными мамиными глазами, но она тоже смотрела в душу, а ещё… ещё… ненавидел её так же сильно, как любил. Моё наказание. Моя любимая… кто? Никак не могу вспомнить её имя, хотя её назойливый ор, словно набат будит меня, даже несмотря на то, что я волк.
— Кэйл, какого ты тут валяешься? – спросила она. — Не притворяйся мёртвым! Вставай, Кэйл!
— Отстань, я умер!