— Не стал ты человеком, Кэйл… если бы стал, то ни одного проклятого выродка не рассмотрел бы. А ты видишь её прекрасно.

И я видел: светлые локоны волос, растрёпанные из платка и причёски, промокшее платье грязное и изодранное, руки в порезах и кровь… чую её кровь.

— Ох, твою, чего ты сидишь, идиот? Она же замёрзнет, заражение крови получит, помрёт! Эта та ведьма, которая тебе нужна, а ты сидишь и пялишься на неё?!

Я вскочил. Точнее, так себе это можно назвать словом “вскочил”. Из волка в человека всегда неуклюже и болезненно.

И я привык — каждую весну, чем ближе сияющий огнями праздник начала лета, я становлюсь менее подвержен чарам, которые обратили меня в волка почти сотню циклов назад. Я могу обращаться в человека, того, кем был когда-то. Время не властно надо мной, я остался таким же как был в тот день… или нет? Не знаю. Память играет со мной злую шутку. Когда я человек, то вспоминаю почти всё, но зверем внутри меня есть лишь злость, яростное желание охоты — выследить добычу, моего врага и отомстить, хотя я никак не могу вспомнить кому и за что.

Праздник приходит — единственная ночь, когда я могу стать человеком от заката и до самого рассвета, не оборачиваясь. Но после — очередной цикл в ненавистной шкуре, подгоняемый лишь гневом кипящим в моей животной крови.

Я вышел из дома.

— Кэйл, ты знаешь это место. Знаешь. Откуда?

Я осмотрелся. И вправду очень-очень знакомо. Я сделал шаг вперёд. Зрение не подводило меня в темноте — это…

— Ласта, — некогда селение, которое я прекрасно знал. — Вот там был дом пекаря, вот тут кузнеца. Кузнеца звали… звали… не помню. Но это точно Ласта. Что случилось?

Я замер в замешательстве, но потом вспомнил про девушку. Да. Точно. Надо согреть и перевязать раны. Там, воооон там, дом знахарки, старой Моран. Замер на пороге. Ребёнком бывал тут несчётное количество раз.

Зашёл внутрь. Ничего не изменилось. Остальные дома совсем плохи, но тут — Моран была ведьмой, а значит её дом остался нетронутым и в благости, да и пустил меня внутрь только потому, что знал мою кровь, другому на моём месте не поздоровилось бы.

Пройдя в большую основную комнату дома наткнулся на очень хорошо знакомое мне кресло-качалку и… скелет в женском платье в нём.

— Моран? — спросил я. Пустые глазницы потемневшего черепа смотрели, кажется, мне в самую душу. Отчего-то захотелось прикрыться, хотя за это долгое время к своей наготе уже привык. — Прости, немного без одежды. Волки штанов не носят. Но, помнится, тебя это не очень смущало, да? Не против, если я тут немного кое-что поищу — у меня там девушка, её нужно согреть и перевязать раны. Уверен, что твои заговоренные травы будут к месту. А где перевязки, я помню.

Я ухмыльнулся и в голове возникло воспоминание, как Моран перевязывала мне раны, когда я царапался или меня мяли в драках. И меня ругали за драки с местными мальчишками, потому что им нельзя было драться со мной, но я умел довести кого угодно.

— Что случилось с жителями? — поинтересовался я у скелета хозяйки, пока обыскивал нужный мне шкаф. — Почему ты осталась? Хотя да, помню, ты говорила, что умрёшь там, где сидишь, и никто тебе в этом не помешает. Сбылось. А ещё, помнишь? Ты мне напророчила, что я проживу дольше твоего? Помнишь? Я тогда ещё смеялся. Тебе было сколько? Восемь десятков? Я шутил, что не может такого быть, чтобы я прожил на свете дольше тебя. Война какая заберёт. А ты, старая карга, кряхтела тогда, чтобы я помянул твоё слово. Вот он я… да. Вот ведь? Не помню, сколько мне там было, когда стал шерстяным, но сейчас на десять десятков уже старше себя того. Так что. Ты оказалась права.